* * *

Всю первую половину следующего дня летчики провели в кабинах своих самолетов, а Корсар время от времени переходил из одного ангара в другой. Из открытых лючков "сухих" на каменный пол спускались связки толстых кабелей, и под руководством Корсара и парня с "Чебурашки" сербские техники протащили их до дверей АН-71, а дальше его команда уже сама подключала фишки к разъемам. В результате этой работы все четыре самолета оказались связаны кабелями так, как бы они были связаны по радиоканалам в воздухе. После этого началась кропотливая, трудная и в общем-то нудная координационная работа. Как всегда, уделив внимание тысяче мелочей, поначалу пропустили главное, и проведенный к обеду первый "боевой вылет" закончился полнейшей неудачей никто не смог выйти на цель, совершенно ясно обозначенную локатором "Чебурашки", а вернее, никто не смог найти эту "цель" там, куда оборудование АН-71 "привело" истребители. Летчики разозлились, решив, что это подстроено, но после выяснилось, что все дело в неотлаженном вычислительном комплексе. Командир украинского экипажа, очень малоразговорчивый и серьезный человек, имел в целях конспирации позывной "Волга-четыре". А "Волга-один", оказавшийся всего лишь вторым пилотом, отдувался в смысле трепа и шуток за всю команду "Чебурашки". Как-то, присоединившись к летчикам по дороге, Малошан, немного посмеявшись их шуткам, чаще всего ему непонятным, неожиданно серьезно произнес: - Я попрошу вас, товарищ Корсар, пойти сейчас со мной в комендатуру. Есть дело, решение которого требует вашего участия. Корсар кивнул и последовал за подпоручиком.

Вернувшись в ангар часа через два, Корсар отказался от обеда, сославшись на то, что его уже накормили, и, выслушав отчет летчиков о сегодняшней тренировке, сказал: - Это все очень здорово. А комендант меня обрадовал вот чем: на аэродром Горче-Петров к соседям-македонцам пришел АН-12, якобы с гуманитарным грузом из России. Что там на самом деле и кому предназначено - сербам ли, македонцам - не нашего ума дело. Важно, что среди всего прочего ом привез десять тонн спецгруза, то есть запечатанный контейнер для авиагруппы. Сами понимаете, что там лежит. Проблема в том, какая из групп имеется в виду. Там не указано, а ведь кроме нас только русских еще две четверки, да одна сербская.
– Корсар с досады махнул рукой.
– От нашего... э-э... драгоценного камрада Кадарника и раньше-то мало было проку, а тут он и вовсе растерялся. Говорит, надо связаться с командованием, пусть решает, кому предназначен груз. А пока будут разбираться, этот контейнер либо кто из наших, либо македонцы перехватят. Тамашаивич сразу сказал, что и этот Горче-Петров, и ближайший пункт по нашу сторону границы, Нове-Рашка, сейчас кишмя кишат всяческим сбродом, среди которого есть и агенты босняков, и прямые пособники американцам. Словом, вероятные последствия вы себе представляете!
– А что делать?!
– спросил Казак, понимая, что у Корсара уже есть вариант действий в этой ситуации, и желая поскорей его услышать.
– А сделаем, Казачина, мы вот что: возьмем машину и махнем за грузом сами. Причем в темпе. Поеду я как безлошадный и со мной... наверное, Дед - он с бородой, а здесь старцев издавна уважают.
– За старца спасибо, - нарочито скрипучим голосом отозвался Дед.
– А думаешь, мы вдвоем справимся? Может, вообще лучше Казака взять, а не меня, - он помоложе, а ведь там таскать-грузить придется, а мне это уже трудновато. Да и кого из местных прихвати!
– Ну, естественно, мы поедем не вдвоем. Охрана будет.
– Уже и с Йованом успел поговорить?
– А как же? Думаешь, откуда у нас машина возьмется? Не комендант же на блюдечке с голубой каемочкой поднесет?
– А нам что прикажешь делать?
– подал голос Хомяк.
– А что делали, то и продолжайте. Эти орлы с "чебурашки" не такие уж и лихие вояки, как я посмотрел. Скорее это инженеры с испытательной базы программу закрыли, вот и решили подработать. Кстати, надо им передать, что у нас в составе изменения. Разговор происходил около самолета Казака, техник которого учел требования летчика и за два последовавших после прилета дня сколотил из могучих досок и брусьев некое подобие трибуны. Корсар поднялся по широким ступеням и вытащил из кабины шлемофон.
– Волга, Волга, Корсар на связи, как слышишь?
– Слушает "Волга-четыре", связь три.
– В отличие от реального эфира, в кабелях не было ни помех, ни отраженных сигналов, и сакраментальные фразы о слышимости обе стороны произнесли исключительно по привычке.
– Временно перерыв, на часок примерно.
– Понял. Слышь, Корсар, там вокруг нас люди на полосе есть? Корсар глянул в приоткрытую створку ворот. Около торчавшего вверх несуразного хвоста АН-71 шла игра в футбол. Резервисты, видимо, таким образом развлекались от безделья.
– Есть, в футбол играют.
– Они думают, тут отборочный тур чемпионата мира, а вместо ворот используют наш самолетик. Я бы был не против, но их вратарь - бездарная дырка, и стуки мяча по фюзеляжу нам всем уже надоели хуже острот про хохлов и сало! Подойдя к "Чебурашке", Корсар уже собрался было сделать футболистам внушение, тем более что мяч опять гулко стукнул о дюраль фюзеляжа, но события опередили его намерение. Сначала загудел мотор, и тарелка локатора на обращенном вперед хвосте начала медленно вращаться. Футболисты бросили игру и, размахивая руками, о чем-то заспорили наверное, о губительном влиянии радиолокационного излучения. Кто-то из парней явно успокаивал остальных, убеждая не бояться. Но в этот момент открылась задняя дверь самолета, и в проеме показалась фигура в белом радиозащитном комбинезоне и круглом шлеме с затемненным забралом. Это решило все споры. Футболистов как ветром сдуло. На бетоне остался лишь сиротливо лежащий мяч, который человек в защитном комбинезоне мощным ударом отправил куда-то в кусты, а затем откинул фильтрующее стекло.
– Вот шутники! Дома за такое могли бы и схлопотать, - весело заметил Хомяк, но по его голосу трудно было понять, одобряет он или осуждает увиденное. Город Нове-Рашка. Войники и четники Распрощавшись с остающимися. Казак и Корсар отправились вслед за мрачным унтером (они уже знали, что сербские сержанты из охраны называются именно так) к коттеджу, где располагалась резиденция Тамашаивича. Начальник охраны встретил летчиков во дворе и без лишних слов перешел к делу: - С вами поедут два моих другарника... два человека. Славко и Лужице. Оба по-русски говорят, часто ездят за границу, все там знают и вам помогут. Еще я им дал с собой денег, на всякий случай. Коменданту я ничего пока не сказал. Счастливо!
– и он дружески хлопнул Корсара по плечу. Славко, долговязый пижонистый парень в поношенном малиновом пиджаке и узких белых джинсах, молча повернулся и двинул по пыльной тропинке вниз. Вскоре за поворотом показался автомобильчик, очертания которого вызвали у Казака чувство смутного узнавания, а Корсар так просто умилился: - "Запорожец", что ли! Откуда вы его взяли, Славко?
– Это не "Запорожец".
– Оказалось, голос у Славко бойкий, высокий, и говорил его обладатель с сильным акцентом.
– Это "црвена застава", наша малолитровка.
– М-да, - протянул Казак.
– Десятитонный контейнер на ней не увезти.
– Мы на ней только до грузовика доедем. И там оставим, - пояснил Славко и, помолчав немного, зачем-то добавил: - Это старая машина моего младшего племянника. Он потом ее возьмет.
– Я счастлив...
– буркнул Корсар и втиснулся на заднее сиденье, рядом с ним кое-как воткнулся Казак, а Славко уселся рядом с коренастым небритым водителем, и до последнего момента казалось, что ноги его в серых от пыли кроссовках не поместятся в тесном пространстве машины и так и останутся торчать наружу. Наконец водитель - второй серб, носящий странное для русского слуха имя Лужице, - повернул ключ зажигания. Мотор затарахтел, и машина покатилась по щебенке вниз под уклон, добросовестно передавая пассажирам каждую неровность дороги. Казак, которому порядком надоел вид на долину от полосы, с удовольствием глазел по сторонам, благо было на что - недаром в мирные годы Югославия считалась одной из самых посещаемых туристами стран. Корсар же за несколько дней своих скитаний насмотрелся на горные пейзажи и почти что не заглядывал в окно. Единственный раз он оживился, когда их машинка прокатилась по длинному мосту через ущелье.
– Во, Казак, похоже, я как раз под этим мостом "Антону" хвост оборвал! Поездка на "заставе" продолжалась около полутора часов, но под конец ее летчикам начало казаться, что время остановилось. Когда на въезде в большой поселок Лужице остановил машину и появилась возможность выбраться наружу, пассажирам заднего сиденья потребовалось, наверное, минут пять, чтобы затекшие и заболевшие от сидения в тесноте ноги начали нормально их слушаться. Водитель сразу же ушел, а Славко, посмотрев на страдания Казака с Корсаром, доверительно сообщил: - Сейчас будет другая машина. Гораздо лучше. И точно: вскоре за домами послышался характерный звук мощного дизеля, и к маленькой "заставе" подкатил огромный грузовик с косою полосой поперек радиаторной решетки, за рулем которого сидел Лужице. То, что новая машина "лучше", было очевидно широкая и высокая кабина могла без проблем вместить человек восемь. Выкрашенный белым, этот грузовик производил впечатление одновременно мощи и аккуратности. Тем временем Лужице открыл дверцу и призывно махнул рукой - дескать, залезайте. Второго приглашения не потребовалось, и грузовик мягко тронулся вперед.
– Как едет, а? Одно слово - "вольво"!
– счел нужным восхититься Казак, но Лужице, не отрывая взгляда от дороги, его поправил: - Не "вольво", а "лейланд". Эмблема так, для красоты. Казак кивнул и тоже уставился вперед. До Нове-Рашки "лейланд" докатил меньше чем за полчаса. Сначала дорога прошла сквозь горы через пару тоннелей, а потом нырнула в широкую долину, раскинувшуюся до новой цепи голубоватых вершин. Ровные ряды ухоженных садов и квадраты убранных полей придавали ей цветущий и исключительно мирный вид. Но вскоре впечатление это было нарушено. Дорогу перегораживал полосатый шлагбаум, перед которым с обеих сторон стояли небольшие очереди машин, по десять-двенадцать в каждой. Однако Лужице не стал пристраиваться в хвост, а решительно направил машину прямо к контрольному пункту. После короткого обмена репликами с пожилым полицейским в фуражке с белым верхом шлагбаум поднялся, пропуская грузовик. Водители других машин провожали его недобрыми взглядами, а благообразного вида седовласый мужчина в новой "ауди" сделал ему вслед неприличный жест. Увидев это, Славко пояснил: - Это из-за белого цвета. Он думает, мы из ООН. Их тут не любят.
– Да уж, - кивнул Лужице.
– И не надо много говорить по-русски. Люди подумают, вы тоже оттуда, гуманитарные. Их тоже не любят.
– А они-то что такого тут сделали?
– поинтересовался Корсар.
– Ничего. В том и причина, - коротко ответил Славко и погрузился в молчание.

* * *

Для того чтобы попасть на аэродром, пришлось проехать чуть ли не через весь город, и русские летчики с интересом присматривались к чужой жизни ни тот, ни другой ни разу за границей не бывали. Впрочем, ничего особенного они и не увидели - примерно так же выглядел бы средней зажиточности российский город: яркие рекламные щиты, привлекательно оформленные витрины магазинов, столики торговцев фруктами на тротуарах. В не слишком густом потоке на улицах то и дело мелькали ЗИЛы, "уазики" и "Жигули" разных моделей, хотя последние, возможно, были совсем не волжского производства, а польскими "самоходами", ведущими свою родословную от того же допотопного "фиата". Впрочем, одно отличие от российского города все же бросалось в глаза - это изобилие вооруженных людей в камуфляжной форме, носивших ее с каким-то, казалось, неуместным шиком. На пятнистой ткани сверкали под лучами солнца разнообразные шевроны, значки, ордена, яркие нашивки или просто начищенные до яростного блеска пуговицы. Еще экзотичнее выглядели окладистые черные бороды и отпущенные без малого до плеч нечесаные патлы многих военных. В сочетании с вооружением "до зубов" последние обретали странный свирепо-опереточный вид. Внимание летчиков привлек открытый родстер, по скупым, но в то же время изысканным линиям кузова которого сразу чувствовалось, что это "мерседес", даже если бы на радиаторе и на колесах у него не было знакомой эмблемы. Развалясь на заднем сиденье, в нем ехал исключительно "живорасписной", по определению Казака, бородач. Из-за пояса у него торчал, в компании с парой кольтов и антикварным револьвером, турецкий ятаган такой внушительной длины, что его богато отделанная рукоятка возвышалась у седока над плечом. "Надо же нацепить столько всего. Ордена, серебряная подложка под погоны, аксельбант до пупа и эмблема на шапке! Не иначе как большая шишка - вон и личная охрана на джипе сзади... Ну и рожи! Такие у нас по рынкам шастают, дань с торгашей собирают, только у нас они без автоматов наперевес и не патлатые, а бритые... Эка пялятся... Слава Богу, проехали".
– Видел тех, в "мерседесе"?
– спросил Корсар.
– Ну и будки! Не хотел бы, чтоб они нашу базу охраняли. Славко с заметным раздражением проводил глазами грозный кортеж.
– Это не войники. Это четники, а тот в кабриолете - главный... То есть не совсем главный, но тоже главный.
– А кто это, четники?
– поинтересовался Казак.
– Наши... Жириновски!
– нашелся Славко.
– За великую Сербию, но в бой ходить не любят. Ракия любят, девки любят, митинг любят. На фронт их слать! Но Вазник с их фюрером Вуком Чечелем - очень друзья! Он их сюда слал, чтоб албанцев задавили. Здесь, в Нове-Рашке, полно косовских албанцев. Арнаутские псы, ждут босняков и американцев, шпионируют на них, стреляли наших войников!
– А вот в Болгарии албанцы против штатников воюют, - мимоходом заметил Корсар, вспомнив симпатичных ребят из отряда апостола Велева.
– Здесь тоже есть такие, - охотно согласился Славко.
– Но есть и другие... свойлочи. А четники здесь не разбирали, им любой албанец враг. Убивали старика, три сына на фронте; насилили жена, муж на фронте! Теперь в Нове-Рашке совсем мало албанцев за нас. Четники только хуже сделали и еще сделают.
– Да, - согласился Казак, - не зря Тамашаивич эту самую Нове-Рашку не любит.
– Тихо!
– вдруг воскликнул Лужице.
– Синий патруль! Диявол их принес! Обычно они границу не охраняют. Действительно, в конце улицы, ведущей из города, около небольшого контрольно-пропускного пункта, пограничную принадлежность которого выдавал лишь проржавевший щит со свеженамалеванной по-английски надписью "Добро пожаловать в Трансбалканию!", дорогу перегораживали два легких французских бронеавтомобиля, выкрашенных под древесную лягушку. Около них лениво покуривали человек пять мускулистых парней с короткими западногерманскими пистолет-пулеметами на груди. Их камуфляжная форма сине-черной расцветки вряд ли могла бы послужить маскировкой на местности, но, видимо, не в этом было основное ее назначение. Поворачивать назад под их взглядами было бы глупо, и Лужице, слегка сбросив газ, продолжал вести грузовик в их сторону Один из солдат (или кто он там) шагнул вперед и сделал повелительный жест. Лужице повертел головой и коротко бросил: - Молчите, говорить буду я!
– и затормозил, взяв немного вправо, чисто для приличия. Выбравшись из кабины, он подошел к военному, достал внушительную пачку бумаг и принялся что-то ему втолковывать. Казак, сидевший ближе к окну, поразился: Лужице, который даже по-русски говорил достаточно быстро и свободно, вдруг превратился в тупого, медлительного, косноязычного болвана. Солдат оказался не то румыном, не то венгром и честно пытался понять, что написано в бумагах и что ему несет этот недоумок. Лужице же каждую реплику проверяющего воспринимал как предложение начать все снова и опять пускался в объяснения. Через пару минут к первому солдату присоединились двое смуглых черногорцев, но дела это не ускорило - теперь Лужице обращался по очереди к каждому из них. Минут десять он втолковывал патрульным, что на дорогу до Нове-Рашки у водителя белого грузовика есть вот эти две бумаги, а на проезд в Македонию будут вот эти - и Лужице уже в который раз развернул свои "простыни", усыпанные печатями и визами. Тем временем, несмотря на то что движение по улицам города было не таким уж напряженным, сзади собралось десятка полтора машин, грузовых и легковых. Какая-то из них просигналила, и через несколько секунд темпераментные водители вовсю жали на гудки кто во что горазд. В образовавшейся какофонии патрулю трудно было сосредоточиться на документах, в которых явно было что-то не так. Наконец стоявший в стороне сержант в темных очках что-то проорал своим. Лужице, как бы не поняв, переспросил, и сержант попросту отпихнул водителя в сторону кабины. Тогда Лужице степенно и с достоинством туда залез, завел двигатель и медленно тронулся мимо броневиков в сторону выезда из города.
– Военная полиция, - пояснил Лужице.
– Самые дотошные и неподкупные ублюдки во всей стране. Вазник набрал вонючих черногорцев, поганых влахов и арнаутских морд, чтобы иметь силу против сербов! Но с ними еще можно найти общий язык... А вот полевая жандармерия Харджича в Сербской Босне не пропускала ни одной машины, кузов ломали, пороли покрышки! Искали контрабанду. Легче всего было с миротворцами из "Унпрофор". Им все равно, что ты везешь, лишь бы на их участке все было о'кей. Казак поинтересовался, откуда такие глубокие познания, и водитель доверительно рассказал, что до того, как обосноваться в этих местах, он водил грузовики с контрабандой по всей Боснии, и сербской, и мусульманской, и даже заезжал в Хорватию. На македонской стороне граница была отмечена здоровенным шлагбаумом. И тем не менее он гостеприимно поднялся перед белым грузовиком Лужице, а стражи границы, двое полицейских, дружески ухмыльнулись знакомому водителю, ездившему здесь не в первый и даже не в десятый раз. Однако Лужице почему-то затормозил возле поста и даже свернул на обочину.
– Ты чего?
– не понял Казак.
– Нас же не проверяют.
– Если Тамашаивич связался с македонцами, здесь должен ждать от них человек, - пояснил за водителя Славко.
– Без него на аэродром нам не проехать. Или проехать, но за много деньги! А, порядок! Вот он... На подножку кабины легко заскочил молодой военный в югославском камуфляже старого образца и без знаков различия.
– Здраво!
– как старый приятель пожал он руки Славко и Лужице.
– Како си?
– Добро сите, - ответил за двоих Славко. Грузовик рванул с места. Военный устроился на свободном сиденье - и стал обретать знаки различия. Поправил будто бы случайно завернувшийся вовнутрь клапан левого нагрудного кармана - блеснули три узких шеврона, натянул защитное кепи - сверкнула "Солунская звезда". Теперь он выглядел ровней уже не Славко и Лужице, а Казаку и Корсару.
– Добро дошли, господине офицери!
– македонец официально вскинул руку к козырьку.
– Я сум капитан Штере Чаулев, заместник-комендант на авионно поле Горче-Петров!
– Старший лей...
– начал было Казак, козыряя к пестрой бейсболке, но Корсар ощутимо ткнул его в бок и представился по-свойски: - А мы так, прогуливаемся. Где груз?
– В руснацки авион. Они проехали через одноэтажный пригород Горче-Петров, далее дорога сходила куда-то под мост транспортной развязки, и Лужице решительно свернул направо, следуя указателю со старой поблекшей рекламой "Югославских авиалиний". Несколько коттеджей по обе стороны дороги были разрушены прямыми попаданиями и громоздились уродливыми грудами обломков.
– Бомбят? Греки?
– догадался Казак.
– Бомбили. По-рано, - довольно улыбнулся македонец.
– Ваши машини "Тунгуска" - много добро! Свалили два "миража"... Повеч не бомбордират! Когда ке завырнете в Руссия, предайте на ваш Президент сырдечна хвала от македонски народ за бескорыстна помошт в наша борба! Слова эти были произнесены совершенно искренне, но с такой потешной торжественностью, что Корсар не удержался от едкой иронии: - Всенепременно! Как буду следующий раз в Кремле, обязательно так и передам нашему... Если не забуду! Но сербы словно не заметили насмешливого тона летчика. Лужице мрачно и заковыристо выругался, а более словоохотливый Славко зло бросил русским, впервые к ним не оборачиваясь: - Заодно передай и проклятие от сербский народ!.. У нас говорят: американцы купили у ваших дозволу убить сербов, за это разрешили помогать македонцам! Это нам надо все оружие! Македонцы и без него побьют греков, а наш враг много-много сильнее. И тут македонца как прорвало. Из сопровождаемой бешеной мимикой пространной тирады Казак понял только то, что македонцу слова Славко не понравились. Корсар же за время своих скитаний по отрогам Пирина научился немного понимать язык местных жителей. И потому "тезисы" замкоменданта Штере Чаулева ему в принципе были ясны. "Сербы - неблагодарные сволочи. Македонцы отдают им почти половину всех поставок, принимают у себя их беженцев, лечат их раненых - какого же еще им нужно? Сербы никудышные вояки, вот и ищут везде оправдание своим поражениям. И вообще они по локоть в крови легендарных героев Македонии... (тут следовал длинный перечень имен живших Бог знает когда воевод). Македонский народ еще не забыл... Ну и так далее. Поэтому сербам вообще лучше сидеть и помалкивать в тряпочку". За сим участники словесного конфликта дружно объявили о разрыве отношений и демонстративно отвернулись в разные стороны. Будь Казак чуточку поопытнее в балканских или хотя бы в житейских делах, то понял бы, что брать на себя роль миротворца в межславянской розни - дело неблагодарное и, главное, абсолютно безнадежное. Но все это так не вязалось с его представлениями о "братьях-славянах", что, поерзав с минуту на своем сиденье, он не выдержал: - Слушайте! У вас что, крыша поехала?! Да как вы не поймете, что ваши разборки на руку общему врагу. Вам бы, православным славянам, объединиться! Чтоб в куче были все - сербы, македонцы, болгары... Лужице посмотрел на Казака, как на ярмарочного дурачка, презрительно сплюнул и проворчал: - Всякий честный серб перво сдохнет три раза, чем соединится с торгашами и бандитами. А македонец приосанился и выдал, как с трибуны: - Република Македония не био да се уеднит с Сербия и Бугария!
– Вот тебе, Казачина, и ответ на твое славянское единство, - резюмировал Корсар не без ехидства, чувствуя, что сам только начинает разбираться в "балканской кухне". Тем временем грузовик миновал охраняемый солдатами с карабинами на плечах КПП и выкатил прямо на летное поле аэродрома Горче-Петров. Аэродром Горче-Петров. "Руснацки авион" Этот аэродром оказался неожиданно большим, его строили, видимо, с дальним прицелом - использовать в качестве военно-транспортной базы, чем он, собственно, сейчас и являлся. Десятка полтора грузовых самолетов разных марок и .стран, но все как один в зелено-пятнистой окраске, два КамАЗа с установленными в открытых кузовах спаренными скорострельными пушками и обилие людей в военной и полувоенной одежде придавали аэродрому суровый вид. На этом фоне особенно заметны были выкрашенные в веселый желтый цвет снующие по полю погрузчики.
– Похоже, вон он, наш самолет!
– заметил Корсар и махнул рукой куда-то вправо. Казак послушно пригляделся и увидел скромно притулившийся вдалеке АН-12, единственный из всех не покрытый пятнами камуфляжа, а сохранивший свой некогда серебристый, а ныне грязно-серый цвет. Огневая точка на его хвосте была лишена вооружения, а вместо стекол кабину стрелка закрывали некрашеные листы фанеры. Кроме того, Казак заметил, что одно из колес шасси было то ли спущено, то ли вовсе порвано. На хвосте у АН-12 красовалось сине-белое изображение аиста, а вдоль борта шла надпись "Александр-Авиа".
– Какой-то не такой, - заметил Казак.
– И что за "Александр-Авиа"?
– Шарашкина контора из серии "заплати-и-лети", - пояснил Корсар.
– Как там у вас, казаков, говорится - что кот, что пес, лишь бы яйца нес? Не тебе с ними расплачиваться.

Между тем Лужице подрулил к зданию аэровокзала, носившему на себе плохо заделанные следы попадания парочки кассетных бомб, и затормозил перед ним. Македонский офицер выбрался из кабины и, демонстративно игнорируя сербов, попросил кого-нибудь из летчиков пройти с ним. Пошел Корсар, как старший, а Казак остался в машине. Ждать пришлось довольно долго, а когда, наконец, Корсар вернулся, знакомого македонца с ним уже не было, зато его сопровождали два незнакомых человека в светлых летных костюмах. Один из них, скорее всего, был кем-то из местного начальства, а второй представлял "Александр-Авиа". Все трое без лишних слов втиснулись в кабину и так сдавили бедного Казака, что он сразу вспомнил детство и первую свою поездку в московском метро.

* * *

Оттесненный к самому краю, Лужице кое-как дотянулся до рычага, переключил передачу, и грузовик тронулся в сторону АН-12. В это время местный начальник быстро и раздраженно выговаривал представителю "Александр-Авиа", видимо продолжая начатую еще в здании беседу: - Послушайте, ну что вам еще? Сейчас разгрузим ваш самолет, и улетайте с Богом!
– Это не ответ, - резко парировал "представитель".
– Я твоим людям бумагу написал, что претензий не имею, что задержка по моей вине и все такое. Когда надо будет, тогда и улетим. Стоянку оплачиваем, чего еще?
– Да ничего мне от вас не надо!
– взорвался местный.
– Делайте что хотите!
– и замолчал. Лужице подогнал грузовик почти к самому самолету. Как только машина остановилась, все поспешили покинуть кабину и выбрались на бетон аэродромной полосы. Под рев очередного взлетающего самолета, улучив момент, Казак спросил Корсара, в чем дело.
– Дело в том, - взволнованно ответил тот, - что получено официальное предупреждение. Македонцы выступают, что не боятся Штатов, а у самих в Скопье батальон американского морпеха расквартирован... Так сказать, для охраны дипломатической миссии в военное время. Ну, кто-то распустил язык, и американцы заявили, что имеют сведения о том, что здесь, на этом аэродроме, разгружается военный груз для сербской армии. Короче, скоро сюда прилетят досматривать. Ничего хорошего, вот и разбегаются здесь все подряд - видишь? Казак огляделся вокруг: да, действительно, на рулежной дорожке уже выстроилась очередь из самолетов, готовых взлететь.
– А эти орлы, - Корсар кивнул на АН-12, - заявляют, что им все по фигу. Контейнер нам сейчас отдадут и будут стоять, ждать чего-то. А чего ждать темнят. Ладно, давай пока что присмотрим за погрузкой да с бумагами разберемся. Однако командир экипажа, розовощекий толстяк, чем-то похожий на Хомяка, на формальности много времени не потратил. Корсар всего лишь подписал накладную. Остальные члены команды грузового самолета проявляли мало интереса и к происходящему вокруг, и к людям, приехавшим за грузом. Погрузчик вытянул контейнер из фюзеляжа самолета, подцепил его на свои могучие вилы и бережно опустил в кузов грузовика. Машина ощутимо просела под его тяжестью. Лужице тем временем перебрасывался репликами с парнями из аэродромной команды, а потом, оказавшись рядом с Корсаром и Казаком, кивнул в сторону АН-12.
– Странные они какие-то. Прилетели, двое сразу куда-то в город рванули, а остальные из самолета не вылазят. Будто никого вокруг не видят. Казак кивнул и подумал про себя, что пора отсюда рвать когти, и чем скорее, тем лучше.

* * *

На закрепление контейнера ушло около десяти минут. Когда все было закончено, Казак облегченно вздохнул и забрался в кабину. Его примеру последовали сначала Корсар, а потом и Славко с Лужице. Последний, прежде чем залезть, сунул руку под переднюю панель и проверил, на месте ли автомат. Удовлетворившись проверкой, он что-то сказал Славко. Корсар, уже начинавший привыкать к местной речи, вдруг обнаружил, что понял почти всю фразу, - Лужице предлагал ехать не через город, а как-то в объезд, чтобы избежать пограничного контроля. Славко молча кивнул: он, как и все остальные в этом "ковчеге", понимал, что на македонском пропускном пункте вполне могут оказаться нежелательные гости. И хотя уже начинало заметно смеркаться, долгий объезд представлялся мудрым решением. Однако часть пути назад все же пришлось проделать по той же дороге, и Корсар вдруг усмехнулся: - Смотри-ка, знакомые все лица! Не, ребята, вам придется тормознуть... Дорога в аэропорт представляла собой подобие хайвея - по отдельной полосе в каждую сторону, разделенных травяным газоном. Каждая из этих полос имела ширину, достаточную для двух легковых машин, но такой грузовик, как "лейланд" 1967 года, замаскированый под "вольво", заполнял собой пространство проезжей части почти что полностью. В этом месте встречную полосу перегораживал полосатый красно-белый забор, за которым виднелась строительная техника (засыпали очередные воронки), и разделительный газон пересекали многочисленные следы колес машин, объезжающих этот забор по другой полосе. Для тех, кто сам бы не догадался это сделать, висели дорожные знаки. В тот момент, когда грузовик с контейнером подъезжал к забору, с другой стороны к нему подкатил маленький караван - уже виденный "мерседес"-кабриолет с воинственно расфранченным бородачом, еще один такой же "мере", но только с одним водителем, приземистая спортивная "ламборджини", роскошный джип с затемненными стеклами и следом - еще один джип, попроще, с увешанной оружием охраной. Несмотря на то что знаки предписывали пропускать встречных, кабриолет и следующие за ним машины с ходу пересекли газон и двинулись навстречу грузовику. Лужице ударил по тормозам, грузовик резко остановился, чуть ли не клюнув радиатором асфальт, а Казак в кабине больно ударился лбом о стекло. Со стороны легковых машин тоже раздался визг тормозов, но скорость оказалась слишком большой, и передней из них, кабриолету, не хватило буквально пары метров... С глухим стуком смялся бампер, и в щегольскую решетку с трехлучевой звездой вмялся отбойный брус грузовика, а в лицо водителю и пассажиру выстрелило по белесому воздушному мешку - сработала система безопасности.
– Ну вот, сейчас начнется...
– буркнул Корсар и спросил у сидящего рядом Славко: - У вас тут только один автомат?
– У меня еще чешский "скорпион" есть, а что?
– Славко, несмотря на откровенность ситуации, похоже, удивился этому вопросу. Тем временем Лужице неспешно вылез и подошел к кабриолету. Так же неспешно от заднего джипа навстречу ему, разминая кулаки, шли трое здоровенных парней, и у каждого на боку висело по "узи". На их бородатых бандитских рожах явственно отражалась даже не злоба за покалеченное авто босса, а видимое удовольствие от внезапно предоставившейся возможности свернуть виновникам аварии пару челюстей, а то и пострелять вволю по их объемистой фуре.
– Как не уезжал...
– заметил Казак, который подобные сцены видал во время учебы в Ростове-на-Дону и которому всегда казалось, что в родном Серафимовиче такие вопросы решались проще: сначала сгоряча пару раз по морде, потом пол-литра на двоих - и битые машины ремонтируются в соседних гаражах, а мужики, учинившие аварию, если и стреляют, то друг у друга ключ или грунтовку. Ну, конечно, и "мерседесов" в его городе было не так уж много. Через стекло кабины было видно, как Лужице спокойно выслушал то, что говорил (вернее, орал) ему хозяин кабриолета, - а говорил он весьма темпераментно, показывая то на машину, то на охранников и для большей убедительности держа в руке внушительный пистолет. Дождавшись, когда взбешенный главарь четников умолкнет, Лужице обронил всего пару коротких фраз. Эффект показался непосвященным зрителям потрясающим: не дожидаясь команды, все трое телохранителей вдруг разом развернулись и рысцой затрусили обратно к своему джипу Человек в "мерседесе" убрал свою "пушку" с таким проворством, словно ее и не было вовсе. Привстав на сиденье, он принялся что-то объяснять, и по его кардинально изменившимся манерам было видно: он уже не предъявляет претензии, он извиняется. Наконец Лужице высокомерно кивнул; бородач облегченно плюхнулся обратно в кресло, махнул рукой, и все четыре легковые машины дали задний ход, освобождая дорогу - Что ты им такого сказал?
– поинтересовался Корсар, когда грузовик проезжал мимо этой группы.
– Сказал, что мы из батальона Тамашаивича. И что в грузовике есть рация, по которой мы с ним связаны, - флегматично ответил Лужице.
– А что, ваш батальон такой страшный?
– Не, не страшный. Только неприятный немножко, если обижают. Кстати, это неправильно, что мы радио с собой не взяли. Казак кивнул, хотя разговаривали и не с ним, и глянул в зеркало: машины, возглавляемые битым "мерсом", уносились в сторону аэропорта.

* * *

Прошло около получаса, и дорога повернула в проселок. Но Лужице решительно взял вправо, и грузовик, набирая скорость, покатил прочь от Горче-Петрова. Вечерело. Половина неба с восточной стороны уже начала темнеть, на ней слабо обозначились первые звезды, редкие в такой час машины включили ближний свет фар. Вскоре в лучах заходящего солнца появились четыре характерных силуэта конвертопланов "V-22 Оспрей" - похожих на самолеты, но с короткими и непропорционально большими двигательными гондолами на концах крыльев.
– Летят. Миротворцы, блин, - без особой надобности сообщил Корсар.
– Интересно, это тоже янки или кто-то из НАТО?
– поинтересовался Казак, и Славко уверенно ответил: - Янки. Ни у кого больше нет этих самолетов или вертолетов, - не знаю, как правильно. Летит вроде как самолет, а повернет винты вверх - и вертолет получается.
– У нас этот их конвертоплан "винтокрылом" называют, - пояснил Корсар, а затем, глядя куда-то вбок, вдруг добавил: - А вот это у нас называют раздолбайством! Со стороны недавно покинутого ими аэропорта летел, тяжело набирая высоту, четырехмоторный самолет, в котором даже с такого расстояния можно было узнать АН-12.
– "Александр-Авиа", чтоб его. Дождался!
– воскликнул Казак и спросил, ни к кому специально не обращаясь: - А что с ним теперь сделают?
– Пес его знает, - ответил Лужице, который со своего водительского места ухитрялся и следить за дорогой, и быть в курсе происходящего в небе. Посадят обратно. Наверное, будут допрашивать. Могут скандал сделать, но нас это уже не тронет.
– Ты уверен?
– съехидничал Казак, увидев, как один из конвертопланов отделился от общей группы и направлялся в сторону шоссе, по которому двигался их грузовик.
– Нет, это не к нам, не может быть!
– воскликнул Славко, но голос его не казался таким уж уверенным. A V-22 действительно приближался. Уже из грузовика можно было разглядеть туманные круги огромных винтов, молотящих воздух... и конвертоплан, не замедляя полета, пронесся над шоссе.
– Слава Богу!
– пробормотал Корсар, а Казак и Славко перекрестились. V-22 тем временем повернул, и направление его полета теперь перекрещивалось с направлением полета АН-12, который тоже приближался к шоссе, но с другой стороны.
– Хотел бы я знать, о чем они сейчас толкуют по радио, - вслух размышлял Корсар.
– Наверное, ни о чем хорошем. Но как он его догоняет, а? "Антон" вроде пустой, пошустрее должен бы быть! А ползет, словно набит под завязку... Теперь V-22 шел практически в хвосте грузового самолета, однако тот, как бы не замечая преследования, упорно тянул вверх. От носа конвертоплана в его сторону мелькнула хорошо видимая даже с расстояния предупредительная очередь трассирущих снарядов, и через пару мгновений - вторая.
– Да поворачивай же!
– невольно выкрикнул Казак, но даже если бы экипаж транспортника его услышал, было бы уже поздно. Под фюзеляжем V-22 мелькнула яркая вспышка запускаемой ракеты, и тут же под крылом АН-12 эта ракета взорвалась. Самолет завалился набок и, дымя, полетел вниз, каждую секунду увеличиваясь в размерах, - казалось, он летит прямо в машину. Лужице отчаянно затормозил и, не дожидась, пока грузовик остановится, выключил двигатель и бросился из кабины. Следом в теплую траву обочины попадали остальные, каждый по-своему молясь про себя, чтобы эта махина с небес упала не сюда... Было похоже, что пилот еще сохранял какой-то контроль над падающим самолетом - АН-12 падал, но падал более или менее ровно, не срываясь в штопор. Впрочем, контроля этого ему не хватило, чтобы перед землей погасить скорость и смягчить приземление. Страшный грохот удара о землю, и тут же еще один - взрыва раздались почти рядом с укрывшимися в кювете людьми. Два или три десятка секунд прошло до того момента, когда первый из них, Казак, рискнул поднять голову. Первое, что он отметил, - это что их машина с грузом цела. Потом он перевел взгляд на самолет, который, зацепив пригорок рядом с шоссе метрах в трехстах от них, лежал теперь грудой обломков - изуродованные остатки фюзеляжа по инерции пронесло на сотню метров вперед, а столб огня от сгорающего керосина поднимался к небу там, где от него отлетели крылья с двигателями. Впрочем, фюзеляж тоже горел, хотя и не так сильно, и дымились разбросанные по сторонам бесформенные ошметки. Корсар грубо схватил за шиворот рванувшего было вперед Казака.
– Куда?! Сгоришь, дурень!
– А вдруг там...
– Когда вот так, никаких "вдруг" быть не может! Просто не может, понимаешь? Корсар продолжал держать молодого летчика, но говорил уже больше доверительно, увещевающе.
– Поверь, я знаю, я работал в трех аварийных комиссиях. В этом самолете после взрыва не осталось никого. Понимаешь это?
– Понимаю. Казак сник и понуро пошел к грузовику, около которого уже стояли оба серба. Было похоже, что их больше интересует не разбившийся самолет, а сбивший его V-22, вычертивший в небе широкую дугу. Но, видимо, результат осмотра с воздуха устроил экипаж конвертоплана, и, не снижаясь, машина выровнялась, взяв курс вслед за своей группой на Горче-Петровский аэродром. Грузовик подъехал к месту катастрофы, и оказалось, что шоссе загромождено множеством мелких обломков. Пришлось остановиться и вручную их оттаскивать, поминутно поглядывая в сторону все еще горевшего фюзеляжа. Но Казак знал, что больше всего боится не нового взрыва, а страшных находок среди обломков упавшего самолета, боялся наткнуться на останки людей из экипажа. Кое-что из обломков вскоре опознал Корсар. Он подозвал товарищей поближе и подцепил носком сапога нечто круглое, полуобгорелое. Потом перевернул это "нечто", и все увидели отштампованную на легкосплавном колесном диске трехлучевую звезду.
– Понятно, - сказал Лужице, а Славко добавил: - Если покопаться в обломках, наверное, и "ламборджини" найдем, и джипы. Четники-псы их у албанцев в Нове-Рашке забирали или еще где, а ваши, выходит, у них покупали... Корсар кивнул и обратился к Казаку: - Вот тебе и "Александр-Авиа". Мародеры... С кем приходится иметь дело! А ведь в России их кто-то нанимал, оплачивал. Грязная все-таки штука война.
– Может и мародеры. Но вот так сбивать...
– А как? Им что, предупредительных не давали? Хотя... Казак, смотри: у американцев якобы были непроверенные сведения, и они шли их проверять, так? Но еще до проверки Нове-Рашковского аэродрома они вдруг открывают огонь на поражение. Что из этого следует? Внимательно слушавший этот разговор Славко ответил за Казака: - Выходит, они знали, что этот самолет - именно то, за чем они охотятся. И что они много злы после вашего налета на базу в Болгарии.
– А чем АН-12 сейчас загружен на самом деле, они как раз не знали, добавил Казак и заключил: - Скверно все это выглядит. Боюсь, что нас скоро найдут.
– Там видно будет, - бросил Корсар.
– А пока что давай-ка в машину. И так дома будем только к ночи. Осторожно проведя грузовик по расчищенному асфальту, Лужице вновь набрал скорость. Вскоре совсем стемнело. Корсар просто обмяк на сиденье и заснул, Славко тоже привалился к его плечу, но Казак, хоть и потерял ориентировку, спать не хотел и наравне с водителем всматривался в ночную тьму. Лишь спустя очень долгое время, когда машина проехала через мост, он наконец стал узнавать дорогу. До базы добрались далеко за полночь, когда там бодрствовали только посты охраны. Естественно, ни о какой разгрузке речи быть не могло, и машину просто загнали в ангар, где раньше стоял самолет Корсара, а люди разошлись спать: Славко с Лужице - в поселок, а летчики к себе. Уже на пороге своих апартаментов Казак вдруг обернулся и окликнул Корсара: - Постой!.. Не говори никому.. но, может, мы вообще зря сюда приперлись? Я хочу сказать, в Сербию...
– Ты что, Казачина?
– с усталости не понял Корсар.
– Не подумай, что я боюсь, - в голосе Казака звучало нескрываемое отчаяние.
– Просто... Ну, мы вроде приехали сюда братьев-славян от Америки защищать...
– Так мы и защищаем.
– Не в том дело... Не идет у меня из головы сегодняшняя перепалка сербов с македонцем. Это что же получается? Мы, значит, за них воевать приехали, сколько ребят наших тут осталось, а они в это время, вместо того чтобы объединиться против общего врага, друг дружке в горло вцепиться готовы! Да пропади они пропадом, больно надо за этих придурков кровь проливать! От этого монолога спать Корсару сразу расхотелось. Он понял, что Казак переживает сейчас то же самое, что не так давно испытал он сам. "Наверное, - подумал он, - каждому из нас здесь, на Балканах, суждено пройти этап горького разочарования. Его, Корсара, разочарование исчезло без остатка тогда, когда он взлетел на раздолбанном "кукурузнике" с маленького летного поля между Разлогом и Банско... С поля, на котором македонцы и болгары умирали, чтобы вернуть его, русского, в строй сербской армии".
– Погоди, Казачок, здесь с кандачка решать нельзя!
– Корсар дружески положил руку на плечо младшему товарищу.
– Пойми ты, простота, нельзя сербов, или болгар, или тех же македонцев мерить нашим русским аршином. У них логика совсем другая, мышление совсем другое, не такое, как у нас. Хотя бы потому, что для них еще какие-то столетней давности воеводы аргумент, а мы и о дедах-то своих уже забыли... Не похожи они на нас! Да, не любят они друг друга, лаются из-за какой-то горы на границе, шпыняются войнами, которым лет двести... Но ведь в случае общей опасности - умеют же постоять, худо-бедно, один за другого! Знаешь, Казак, это совсем как соседи у нас в деревнях. Дерутся, бывает, по пьяному делу, а как дом у одного загорится или воры лезут - живо помогать прибегут! Массив Шар-Планина. Вооружение Следующим утром к вскрытию контейнера собрались все летчики - и истребители, и экипаж "чебурашки", а также почти весь технический состав. По такому случаю в этот ангар принесли дополнительные переносные лампы, и Хомяк пошутил, что так светло - хоть кинохронику снимай. В торжественной тишине Корсар открутил плоскогубцами пломбу, распахнул скрипящие створки... И тут же отпрыгнул в сторону: сверху на него повалились пенопластовые блоки, которыми были проложены стенки и двери контейнера. Поняв, что падающие белые глыбы не представляют опасности. Корсар рассмеялся и вновь полез внутрь. Раздался его приглушенный голос: - Тут добра навалом! Только где бы документацию найти на все?
– Да вот же, специальный карман на дверце, - подсказал Дед, углядевший за приваренной изнутри к одной из створок металлической пластиной толстый пакет, запечатанный в пленку - Ну-ка пустите... Он с неожиданной для своего возраста ловкостью подтянулся, выудил содержимое кармана, спустился на землю и нетерпеливо разорвал пластик. Корсар с Хомяком подошли ближе.
– Так-так...
– бормотал Дед, разглядывая бумаги.
– Ни тебе завода-изготовителя, ни "маде ин". Этакий ящик капитана Немо, вот ведь перестраховщики, мать их. Так, спецификация. И нет ведь, чтоб понятней писать...
– Ну, что там? "Аддер"? Это Р-77, средней дальности, вещь новая и весьма сильная, - перевел Хомяк.
– "Арчер" - это Р-73, для ближнего боя. Если последняя модификация, то с ними можно будет неплохо поработать, угол захвата головки девяносто градусов. Что еще? АС-10 "Карен"? Это "воздух-поверхность", по-нашему Х-25.
– А почему она "X"?
– поинтересовался Дед, который не очень хорошо знал современное вооружение, а тем более его обозначения.
– "X" - значит хорошая, - пояснил Хомяк.
– А вовсе не то, что ты подумал. Ого, к ней набор сменных головок! Значит, можно будет приспосабливать их к конкретным задачам.
– Ну что там, разобрались?
– крикнул сверху Корсар.
– Тогда давайте займемся разгрузкой. Алло, парни!
– обратился он к техникам.
– Кто по-русски понимает, переведите остальным: таскать изделия бережно, одной поврежденной ракетой больше - один ударом по врагу меньше. А кроме того, они все денег стоят, каких никто из вас в жизни не видел. Случайно оказавшийся рядом с Казаком Славко спокойно заметил: - Ну, положим, я видел.
– И где же это?
– на правах знакомого поинтересовался Казак.
– Когда мой дядя свою яхту продавал, ему на вертолет не хватало.
– Так ты, оказывается, богатый наследник! Мог бы дядю уговорить, нам еще один такой контейнер прикупить.
– А зачем его уговаривать? Он и сам все понимает. Из этого груза по меньшей мере две ракеты на его деньги куплены. И сегодня еще одна машина придет с этими... как их... ну, в общем, маленькими такими снарядами, которых сразу много выпускают. Казак не нашелся, что ответить, и пошел помогать с разгрузкой контейнера.

Разгрузка и распределение вооружения по самолетам заняли полдня - прибыло четыре комплекта ракет, и Корсар с Хомяком часа два потратили только на то, чтобы рассчитать оптимальную подвеску для каждой машины. А когда варианты вооружения каждого из трех самолетов были окончательно утрясены, появился офицер тактики и, явно гордясь собой, сообщил, что ночью пригонят один самолет из резерва, специально для товарища Корсара. Таким образом, все прикидки пошли коту под хвост и пришлось вернуться к стандартной схеме. Часов в десять вечера, получив кодированную радиограмму, наземная команда собралась у полосы и вскоре уже встречала прилетевшего "сухого". Летчик-серб, которого русские мельком видели еще в Болгарии - он улетал из Любимца одним из первых, - торопился в обратный путь и едва ли не сразу направился в поселок с докладом коменданту. Корсару же, который встречал свою новую боевую машину в ангаре, летчик этот, хлопнув рукой по еще теплой передней кромке крыла, сказал всего одно слово: "Нормално!" Не только Корсар в этот день получал новый самолет. На небольшом аэродроме близ Сараево тихонько пели турбины шести истребителей-бомбардировщиков "Мираж-2000" хорватских ВВС, самолетов, созданных еще в конце семидесятых, но отнюдь не устаревших по своим летным данным, а оборудование всегда можно модернизировать - были бы деньги. На эти шесть "миражей" нашлись и деньги, и шестеро летчиков, из которых трое были боснийцами, один хорватом, а еще двое предпочитали не распространяться о своих национальности и гражданстве. Теперь все шестеро стояли короткой шеренгой перед самолетами и слушали напутственную речь, в которой за высокопарыми фразами скрывался вполне понятный и конкретный смысл: необходимо как можно скорее закончить войну полной победой. Любой ценой. Летчики вполне осознавали: их посылают в бой, потому что участие "миротворческих" сил НАТО становится слишком откровенно односторонним, и ради спокойствия мировой общественности требовалось создать хоть видимость сугубо внутрибалканского конфликта, в который "миротворцам" пришлось вмешаться лишь для того, чтобы восстановить в регионе жестоко попранные сербами права человека. Церемония закончилась, и летчики направились к самолетам. Из них лишь двое иностранцев и один босниец знали о том, что им предстоит не только воздушная поддержка наземных частей, но и борьба с новыми русскими самолетами, неизвестно откуда появившимися в небе Трансбалкании и Босны. Впрочем, это их не особенно пугало: тактика воздушного боя была им знакома, причем двое из них обучались у советских инструкторов. Небо над Зворником. "Совместное маневрирование" - Бригада называется "Утро священной войны", и командует ею подполковник Абаджиевич. Вот он...
– Ян Шелангер вынул из папки большое фото худощавого офицера с острыми чертами лица. Человек на снимке явно знал, что его фотографируют, и широко улыбался, но эта улыбка почему-то не делала его лицо приветливым.
– Очень интересно, - заметил Хомяк, сидевший вместе со своими товарищами в "командирне" и внимательно слушавший офицера тактики.
– Только зачем нам его портрет? Если я с высоты две тысячи метров и разгляжу эту зубастую улыбку, то вряд ли спущусь поздороваться. Да и попасть непосредственно в него не получится. Цель хоть и контрастная, но площадь маловата, головка не захватит.
– Жаль, - серьезно заметил Тамашаивич, а комендант добавил: - Действительно, к этому человеку у Сербской Босны особый счет. Но ликвидировать его - задача скорее для десятка решительных парней с автоматами, чем для авиационной эскадрильи. Видимо, эта фраза, произнесенная по-русски, предназначалась для того, чтобы задеть начальника охраны, и цели своей достигла. Тамашаивич помрачнел и собрался было ответить резкостью, но молчавший до сих пор Малошан вдруг произнес по-сербски фразу, смысл которой был понятен и без перевода: офицерам предлагалось прекратить взаимные трения, хотя бы при русских. Несмотря на то что по званию Малошан был самым младшим из офицеров базы, как сербских, так и русских, почти с первого дня было заметно, что с его мнением здесь считаются. Вот и теперь - после слов подпоручика Тамашаивич сдержался, хотя у него явно было что сказать, и Кадарник тоже не стал развивать тему. Офицер тактики вернулся к главному - Итак, после взятия Зворника эта бригада на некоторое время прекратила наступление и занялась... как это называлось у вас во время чеченской войны... да! Они заняты сейчас зачисткой местности. Дед, услышав это, стиснул зубы. Один из людей "Слава-Банка", охранявших ангар в Домодедово, рассказывал ему, что из себя представляла эта "зачистка местности", которую он выполнял на Кавказе. Услышанное им тогда, мягко говоря, симпатии не вызвало, а представив то же самое в исполнении фанатичных мусульман, Дед совсем помрачнел. Шелангер продолжал: - По нашим сведениям, у них еще осталось два или три десятка единиц бронетехники, и штаб предлагает нанести по ней бомбоштурмовой удар. Мы считаем эту операцию весьма важной. Если русские возьмутся за это задание, мы предоставим данные по расположению целей.
– А есть какие-то причины, чтобы за это задание не браться?
– спросил Корсар. Не ожидавший такого прямого вопроса Шелангер смутился.
– Вообще-то нет. Только вот до нас дошел непроверенный слух... Даже не слух, а его подобие о том, что бригада Абаджиевича будет хорошо защищена от налетов с воздуха. Неизвестно, что имеется в виду - то ли поддержка все с того же авианосца, то ли какие-то дополнительные зенитные средства, о которых мы не знаем.
– Кот в мешке, а не работа, - подытожил Дед, но тут же добавил: - А чего, собственно, думать? Фактор неожиданности пока работает на нас. Обеспечение у нас сейчас ого-го какое. Ну что, командир, беремся? А то они там назачищают...
– Да, конечно. Сейчас девять тридцать утра... Я думаю, что к одиннадцати будем готовы. Самолеты заправлены, вооружение подвесить недолго, взаимодействие с "Чебурашкой" отработано. Вопросы, предложения? Вопросов не последовало, а предложение было одно, от Хомяка: - Надо бы после посадки АН-71 не забыть тросы убрать. Одной кучи металлолома нам хватит.
– Войнику.. Бойцу, который в прошлый раз забыл их убрать, сделано напоминание, - ответил Тамашаивич и вышел.
– Напоминание? Нечего сказать, суровая кара за создание аварийной ситуации!
– вполголоса возмутился Хомяк, но оказавшийся рядом Малошан негромко заметил: - Зря вы так говорите. На фронте Тамашаивич в своем батальоне возродил систему взысканий, которая была в партизанских отрядах времен войны с Гитлером.
– И что это за система?
– О, очень простая. Всего три вида взысканий: замечание, напоминание и расстрел. Не думаю, чтобы после перехода батальона к охранной службе что-то изменилось. Подготовка к вылету прошла даже быстрее, чем рассчитывал Корсар, и уже к половине одиннадцатого все летчики сидели в кабинах своих самолетов. Сквозь открытые ворота их ангаров было видно, как десяток техников оттаскивает от "Чебурашки" маскировочную сеть. У украинского самолета двигатели уже были запущены, и командир мастерски развернул его в направлении взлета практически на месте. "Как же он грохочет!
– подумал про себя Казак, наблюдая, как АН-71 страгивается с места и начинает разбег. Несмотря на хорошую звукоизоляцию кабины, летчик почувствовал, как у него заложило уши.
– Странно, ведь собственные двигатели СУ-37 ничуть не тише. Наверное, все дело в направлении струи - выхлоп-то "чебурашки-ниндзя" ориентирован практически на меня. Интересно, долго ли сербы надеются сохранить в тайне наше месторасположение? Ведь то, что где-то в этих краях периодически взлетают и садятся реактивные самолеты, уже знает вся округа, кроме разве что совсем глухих. При хорошо работающей агентурной сети нас .вполне можно вычислить, и тогда вся маскировка и прочие фокусы окажутся бесполезными..." Он вспомнил, как изо дня в день, сверяясь с расписанием пролета разведывательных спутников, бойцы охраны жгли старые покрышки, чтобы дым создавал дополнительные помехи космической фотосъемке. Вспомнил - и сразу же заставил себя забыть: "Эти проблемы отложим на потом, а сейчас - в бой!"