– Я тоже.

– Вот водишь, и он не думает, - радостно подхватил Муха.
– А если он что говорит, то этому можно верить. На все сто. Я говорю это тебе как человек, которому он три раза спасал жизнь. А я ему только два раза. Итак, Костя, нас чрезвычайно интересуют события, которые произошли вечером 12 октября, а также чуть раньше и чуть позже. Иными словами, все события, которые имеют хоть какое-то отношение к вечеру 12 октября сего, 1997 года.

– А что было вечером 12 октября? Маленький укоризненно покачал головой.

– Не нужно. Костя, начинать с ошибок. Плохая примета. Твои слова не выдают в тебе человека выдающегося ума. Нет, не выдают. Потому что любой умный человек сразу бы понял: раз мы спрашиваем о событиях 12 октября, значит, мы знаем о них достаточно много. А раз мы спрашиваем о них тебя, мы, следовательно, уверены, что и ты о них знаешь достаточно много. И ты в самом деле знаешь о них много. И я не сомневаюсь, что ты поделишься с нами своими знаниями. Весь вопрос только в том, какие методы придется применить, чтобы убедить тебя сделать это.

Слова о методах очень не понравились водителю губернаторского "мерседеса", поэтому он решил дать задний ход:

– А, двенадцатого октября!
– воскликнул он.
– Это когда Комарова убили? Конечно, помню. Сразу бы сказали - сразу бы вспомнил. А так думай. Цифры - они безликие. События - дело другое.

– Я запомню этот афоризм, - пообещал маленький.
– И как-нибудь использую. Не возражаешь? Цифры безлики, и только события сообщают им жизнь. А теперь очень подробно расскажи нам, что ты делал 12 октября.

– Ну, что делал? Утром пришел в гараж, проверил тачку.

– Все было в порядке?
– поинтересовался высокий, которого маленький назвал Боцманом.

– В полном. Тачке всего год, что с ней может случиться? Это же "мерин", "мерседес" то есть, а не вшивая "Волга". Потом заехал за хозяином домой, привез его на работу. Часа в два с двумя какими-то иностранцами, немцами похоже, ездили на стройплощадку нового жилого комплекса. Около четырех вернулись. Я пообедал и устроился в приемной ждать, пока шеф поедет домой. Но неожиданно в начале шестого он вышел из кабинета и велел отвезти его на улицу Строителей.

– Прервемся, - вмешался Мухин.
– Входил ли кто-нибудь до этого к нему в кабинет?

– Нет, только старшая секретутка.

– Ты уверен в этом?

– А то нет? Все же мимо меня проходили. Если бы кто посторонний шел, я бы обязательно его приметил. Вы охранников можете спросить - они подтвердят.

– Пока мы спрашиваем тебя. Что было дальше?

– Мы подъехали к дому номер семнадцать по улице Строителей, шеф велел мне остаться в машине и ждать.

– А где были охранники?
– поинтересовался Боцман.

– Он их не взял с собой.

– А обычно берет?

– Обычно берет. Он довольно долго звонил в калитку, потом вошел. Его не было примерно тридцать минут. Потом хозяин проводил его до калитки, пожал ему руку, и мы вернулись в резиденцию.

– Ждал его там кто-нибудь?

– Нет, - уверенно ответил водитель.
– Секретутка передала срочные факсы, сказала про пару важных звонков, и он ушел к себе в кабинет. Около семи вышел, и я отвез его домой, как обычно. Вот и все.

– Когда он вышел из калитки, было у него что-нибудь в руках? спросил Боцман.

– Не помню. Вроде нет. Да нет, я бы заметил. Вот и все.

– Нет, Костя, не все, - мягко поправил маленький.
– Ты забыл сказать нам две вещи. С кем ты встречался до этой поездки и с кем ты встретился после этой поездки.

– Да когда?
– как можно более искренне возмутился водитель.
– У меня и времени не было с кем-то встречаться! Сами прикиньте!

– Ты мог встретиться не 12 октября, а раньше. И это так скорее всего и было. С кем?

– Ни с кем я не встречался!
– угрюмо повторил водитель.
– А вы, парнишки, влезли не в свое дело. И как бы для вас это плохо не кончилось.

– Он нас пугает, - констатировал маленький.
– Даже интересно. Давненько, Боцман, нас никто не пугал. Даже не помню, когда последний раз это было.

– В начале девяносто шестого в районе Ак-Су, - напомнил Боцман. Иса Мадуев грозил нам яйца отрезать и в рот засунуть.

– Нет, ты все перепутал, - возразил маленький.
– В ущелье Ак-Су Иса Мадуев и все восемь или девять его обалдуев лежали спеленутые, как грудные младенцы. Они не то что грозить, просто "мама" сказать не могли. А яйца тебе грозил отрезать Махмуд-хан, когда мы брали его на живца. И ты как раз был живцом.