– Не напоминай мне об этом, - попросил Боцман.
– Не напоминай, ладно? А то и я припомню тебе кое-что, что вызовет у тебя не очень благодушное настроение.

– Извини, не буду. Просто к слову пришлось. Итак, Костя нас пугает. На всякий случай. А вдруг испугаемся. Потому что не такой же он идиот, чтобы думать по-другому, а? Если мы его захватили и привезли сюда, значит, у нас были для этого какие-то серьезные основания. И будущие опасности сейчас для нас - как урожай следующего года. То ли он будет, то ли погниет, то ли от засухи сгорит. Нам сейчас нужны некие сведения, а Костя не хочет с нами ими поделиться. Современная наука изобрела много средств для того, чтобы человек говорил то, о чем его спрашивают. Есть, например, полиграф - детектор лжи. Еще вкалывают особый наркотик, который растормаживает соответствующие центры. Но в нашем распоряжении нет ни полиграфа, ни наркотика. Придется обходиться старыми методами. Какой тебе кажется наиболее удачным. Боцман?

– Если бы у Махмуд-хана ты был живцом, а не я, ты бы таких вопросов не задавал. Элементарно. Зажимают яйца в дверях и начинают понемногу закрывать дверь. Больше трех минут никто не выдерживает. Я выдержал шесть, но только потому, что понял, что у вас какая-то задержка.

– Не скромничай. Боцман. Ты выдержал ровно двенадцать с половиной минут. И еще выдержал бы - сколько нужно.

– Заткнись, - попросил Боцман.
– Я же тебе сказал: заткнись. Это не самое приятное воспоминание в моей жизни.

– Извини, больше не буду, - охотно согласился маленький.
– Просто мне хотелось сделать тебе комплимент.

– Потом будем комплиментами обмениваться. Когда дело закончим. Приступай.

Маленький подошел к водителю и буднично предложил:

– Вставай. И снимай штаны.

– Ребята! Да вы что?! Я и не думал вам грозить. Я просто предупредил вас об опасности, о которой вы, возможно, не знаете. А так я готов! Спрашивайте!

– Начнем с середины, чтобы тебе было легче, - проговорил маленький.
– Губернатор провел разговор с хозяином дома номер семнадцать по улице Строителей. Кто это был?

– Николай Иванович Комаров, преподаватель института.

– Откуда ты знаешь?

– Случайно. Слышал, как секретутка сказала, когда созванивалась с ним.

– Губернатор пожал хозяину дома руку и сел в машину. Как он сел?

– Ну как? Нормально.

– Сколько лет ты возишь губернатора?

– Скоро четыре.

– Значит, успел изучить его привычки, манеру поведения?

– В общем, да.

– Вот и вспомни, как он после того разговора сел в машину. Дверцу сильно захлопнул?

Водитель глубоко задумался и решил, что откровенность в этом постороннем вопросе не сможет принести ему вреда, но подтвердит его искренность.

– А ведь и верно!
– воскликнул он.
– Так саданул дверцей, что я даже удивился. Обычно он закрывает - ну, нормально. И сразу закурил. Обычно он в машине не курит, старается только в кабинете. И сразу скомандовал: езжай.

– А как обычно говорит?
– спросил Боцман.

– Домой. Или в контору. Или еще куда. А тут сказал: езжай. И все. Только минут через пятнадцать приказал: на работу.

– Значит ли это, что губернатор остался недовольным результатами разговора с Комаровым?
– спросил маленький.

– Пожалуй, да, - покивал водитель.
– Да, недоволен. Это точно. Хмурый он был.

– И ты обратил на это внимание?

– Водители - народ приметливый. Если четыре года ездишь с одним и тем же человеком, невольно узнаешь его характер.

– Зафиксируем достигнутое, - предложил маленький.
– Губернатор остался недоволен разговором с Комаровым, а ты обратил на это внимание.

– Но не придал значения, - уточнил водитель.
– В один день у человека может быть одно настроение, в другой день другое.

– Ты мог и не придать значения настроению губернатора, потому что был не в курсе его дел. Но некто, назовем его пока мистер X., был в курсе и этим настроением чрезвычайно интересовался. И этому человеку ты дал знак о том, в каком настроении находится шеф. А конкретно - о том, что переговоры были безуспешными. Скажу больше: ты подал этот знак в течение примерно пятнадцати минут после того, как губернатор сел в машину и вы отъехали от дома Комарова. Ты мог сразу мигнуть фарами или подфарником, мог сделать это или нечто такое же позже, но ты это сделал. И если ты сейчас назовешь этого человека, будем считать, что самая трудная часть нашей беседы уже позади.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, - заявил водитель.

И тотчас, без всякой задержки, маленький как-то странно махнул рукой, и на голову водителя обрушилась такая лавина боли, какой он не испытывал даже тогда, когда попал в аварию и его зажатую искореженным железом ногу вырезали автогеном. При этом он не терял сознания, каждая крупица боли находила свое место и не исчезала, пока не источала свою силу. Он не знал, сколько продолжался этот ад - десять минут или час. Но скорее всего - не больше трех или пяти минут, потому что за это время его собеседники никак не сменили своих поз.