тянется.

– Это что за философия?
– спросила Ину подруга, когда та поделилась с ней невеселыми мыслями.- Ты это вычитала или сама?

– Сама.

– Ну и зря. А я во всем стараюсь находить хорошее.

– И в войне тоже?

– Не в войне, конечно. Не такая я глупая. А о войне, если хочешь, я так скажу: ей скоро конец будет. Это как дождь: быстро начался - быстро кончится. Поверь слову.

– Хорошо бы.

– Точно тебе говорю, и оглянуться не успеем. Я об этом даже стихи сочинила. Хочешь?

– Стихи? Интересно!

– Вот послушай.

Девушка отложила в сторону пилу, поднялась во весь рост, оправила смятое ситцевое платьице, почему-то зажмурилась и прочла только две строки:

Сюда и свисту пуль не долететь,

Но весть о мире долетит мгновенно.

Ина посмотрела на нее удивленно и немного разочарованно:

– И это все?

– Все пока.

– А о чем это?

– Как о чем? О нашем лесе, о том, что хорошее шагает быстрей по земле, чем плохое. Не понятно?

– Теперь понятно. Не под рифму только.

– Рифма будет. Это начало самое.

– А ты про любовь можешь?
– Ямочка, вдруг возникшая на щеке Ины, медленно поползла под прядку волос возле уха.

– Про любовь?

Ина покраснела, но повторила:

– Да, про любовь. Красивую и высокую. Про которую только в стихах и можно. Ты кого-нибудь любила?

Глаза Ины сузились, превратились в две щелочки.

– Что ты, что ты!
– испуганно замахала руками сочинительница.

– А я вот, представь...

– Честное слово?

– Да.

– Глупости говоришь. Этого не может быть. Кто же он?

– Слободкин, Сергей.

– Смешно!

– А ты откуда его знаешь?

– Я не знаю. Фамилия смешная - Слободкин...

Ина обиженно отвернулась и начала искать глазами брошенную в траву пилу.

– Ну не сердись! Не хватает еще из-за какого-то Слободкина отношения портить.

– Я запрещаю тебе так говорить о нем. Слышишь? Он сейчас за нас с тобой кровь проливает, а ты...

– Боец, значит? Ты бы так сразу и сказала.

– Я и рта не успела раскрыть - ты со своими шуточками. Неужели все поэты такие?

– Прости, пожалуйста, действительно глупо вышло. Летчик, что ли?

– Парашютист.

– О...

Последние слова девчат тонут в визге и скрипе пилы, которую они с остервенением начинают таскать по шершавой, ноздреватой коре нового дуба. Пила подпрыгивает, вырывается из рук и никак не хочет углубляться в ствол там, где нужно.

Противно визжит пила, скачет. А сколько еще их, дубов! Стеною стоят. Один другого коренастей и крепче. Один другого железней.

Ина хочет сказать подруге, что Сережа ее хороший, что лучше его нет человека на свете, но пила нашла наконец то место, которое давно бы ей надо найти,- вгрызлась в сырую, упругую древесину. Теперь не до слов уже, ни до чего. Только ровный, чеканный такт. Сильный рывок на себя, потом мгновенье отдыха, пока пила бежит к напарнице. Потом еще рывок. И еще мгновенье отдыха. И так без конца, без конца, пока глаза не защиплет от пота...

После такого не до стихов. Умучена вся рабсила. Крепко спит в кособоком шалашике. Даже на рассвете не просыпается, когда холодный туман заползет во все уголки леса и выпадет росой на каждой былинке.

Утром, едва открыв глаза, Ина вспоминает стихи:

Сюда и свисту пуль не долететь,

Но весть о мире долетит мгновенно...

– А ты знаешь,- шепчет она подружке, - все-таки это неправильно. Как бы далеко мы от фронта ни были, он для каждого из нас близко, рядом совсем. Зажмурь глаза и услышишь, как пули свистят. Зажмурь.

– Зажмурила.

– Свистят?

– Вот ты, Инка, настоящий поэт. Стихи писать пробовала? Признавайся. У тебя должно получиться.

– Если бы я писала, то только о любви.

– К Слободкину?

– Тише ты!..

– Не пугайся, все спят еще. А фамилия в общем-то не такая смешная. От слова "слобода" происходит?

– В одном из последних писем он признался мне, что в роте его все так и зовут - Слобода. Товарищи. Трогательно, правда? И не постеснялся сказать.

– Его, наверно, любят в роте.

При слове "любят" Ина вздрогнула, и ямочка на ее щеке снова медленно поползла под прядку волос, сквозь которые просвечивало заалевшее ухо.