– Вот что, господа,- сказал он,- я решил раздобыть для вас пропуск, который проведет нас через все католические армии мира!

– От кого же будет этот пропуск?
– спросил Лагир.

– А вот увидите!
– ответил Генрих и, отведя в сторону Гардуино, сказал ему: - Я убедился, что твой снотворный порошок отлично действует; несмотря на страшный шум, герцогиня не проснулась; но хватит ли действия этого наркотика еще на некоторое время?

– Смотря на какое, государь. Что вы, собственно, предполагаете?

– Я хочу закутать герцогиню в плащ, взвалить на плечи и перенести на шаланду!

– О, государь! Вот это - мысль!

– Не правда ли? Ну, так не проснется ли она прежде, чем мы перенесем ее?

– Нет, государь, действие порошка продлится еще по крайней мере часа три!

– В таком случае за дело!
– и, подозвав Ноэ, Генрих посвятил его в свой план.

Последний встретил полное одобрение гасконца.

Герцогиня спала глубоким сном, у ее изголовья дежурил паж Амори, который воспылал смертельной ненавистью к друзьям Анны и потому был верным помощником Рауля.

Остановившись около спящей, Генрих некоторое время смотрел на ее прекрасное лицо, и затем сказал:

– Она удивительно красива, Ноэ!

– Это красота тигра, государь!

– Да, но тигр - очень красивое животное, милочка!

– Ах, вот как! Я ведь и забыл, что сердце вашего величества отличается завидным простором и способно вместить еще одну страстишку!

– Гм... гм... Как знать, чего не знаешь, милый друг мой?.. Потом как-никак, а герцогиня - моя двоюродная сестра, и мне приходит в голову целая куча разных мыслей...

– Одна разумнее другой!

– Во-первых, надо обратить герцогиню в протестантство, а для этого прежде всего надо изолировать ее от растлевающего влияния католицизма. С этой целью мы и похитим ее! Расстелика на полу свой плащ, Ноэ!

Ноэ повиновался. Тогда наваррский король, с лица которого не сбегала улыбка, навеянная последней шутливой фразой, взял Анну за голову, а Рауль - за ноги, и они осторожно положили ее на плащ.

– Друзья мои!
– сказал затем Генрих, не изменяя своей шутливости даже в такой серьезный, полный опасностей момент.- С принцессой Лотарингской нельзя обращаться как с какой-нибудь женщиной низкого звания! Надо быть принцем крови, чтобы иметь право дотронуться до нее, а потому я сам займусь этим делом! и, сказав это, он осторожно завернул герцогиню в плащ, взвалил ее себе на плечо, после чего скомандовал: - Вперед!

Гардуино запер дом, поручил его Божьему милосердию и королевскому гневу и через пять минут уже шел по направлению к Луаре, сопровождая Генриха, несшего герцогиню Монпансье. Шествие замыкали Лагир и Рауль, следовавшие с обнаженными шпагами.

– Ах, что это за очаровательная женщина!
– вздыхая, сказал Рауль.- К несчастью, я люблю Нанси...

– Все еще?

– Более, чем когда-либо, мсье Лагир!

– А я, к сожалению, люблю больше всего своего государя,вздохнув, ответил Лагир,- потому что без этого... без этого я последовал бы за нею на край света!

– Ну, теперь вы можете последовать за нею в Наварру!

– Разве вы думаете, что король отвезет ее туда?

– Еще бы! Это - славный залог!

– Значит, я буду иметь возможность снова попытать у нее счастья, дорогой Рауль!

– Вы очень наивны, дорогой Лагир!

– Наивен?

– Ну еще бы! Если кто-нибудь будет иметь счастье у герцогини, то это...

– Конечно, вы?

– О, нет! Я люблю Нанси!

– Так кто же в таком случае?

– Король Генрих!

– Ну вот еще! Наш король ненавидит герцогиню не меньше, чем герцогиня его!

– Да, но от ненависти до любви - один шаг, да, кроме того, вспомните - король любит забавные приключения!

– Аминь!
– сказал Рауль, снова вздыхая при воспоминании о том, что гордая герцогиня была для него когда-то простои влюбленной женщиной.

XVIII

Забрезжили первые лучи рассвета, и на тусклом декабрьском небе выступили гребни прибрежных холмов. Блуа уже давно скрылось из вида, и шаланда быстро неслась по течению.

Посредине палубы устроили палатку, где на кушетке положили герцогиню Монпансье. Старый сир де Мальвен и Берта сидели на корме, провожая взорами края, которые они покидали навсегда. Гасконцы, по- прежнему одетые матросами, направляли движение шаланды, Амори и Рауль сидели около герцогини, сторожа ее пробуждение, а Генрих и Ноэ прогуливались взад и вперед, разговаривая о происшедшем.

– Возлюбленный государь,- сказал Ноэ,- я все еще не понимаю, о каком пропуске говорили вы перед нашим отъездом из Блуа?

– Этот пропуск - герцогиня, друг мой Ноэ!

– Как это?

– До тех пор, пока она будет у нас на шаланде, нас всюду пропустят. Ну, да ты этого не поймешь, это уж мое дело! Скажи-ка лучше, сколько теперь времени, ты ведь у нас немного астроном?

– Теперь около семи часов. А что?

– Если Гардуино не ошибся, герцогиня проспит еще час, в течение же этого времени мы пройдем Сомюр! А ты ведь знаешь, что в Сомюре устроена судовая застава, охраняемая людьми герцога Франсуа, моего прелестного кузена, который ненавидит меня от всей души.