– Он, должно быть. очень любит их?

– Ненавидит, как я!

– А где герцогиня?

– Наверху. Она спит.

– Если бы я был уверен, что она не проснется,- улыбаясь сказал гасконец,- я поднялся бы к ней, чтобы посмотреть на нее во сне.

– Она очень чутко спит!

– Но я пришел сюда, во всяком случае, не для этого. Мне нужно повидать Гардуино!

В этот момент в глубине комнаты открылась одна из дверей и из нее показался маленький, сухощавый, сгорбленный старичок, вся жизнь которого, казалось, сосредоточилась лишь в глазах. И действительно, его взор горел совершенно юношеской энергией.

Не говоря ни слова, старик подошел поближе и стал внимательно всматриваться в гасконца. Когда же тот достал из кармана половинку золотой монеты, распиленной особенным образом, старик - это и был сам Гардуино - почтительно поклонился и сказал:

– Не угодно ли вам будет последовать за мною, чтобы убедиться в наших средствах?

– Пойдем!
– ответил гасконец.

Гардуино провел его через целый ряд помещений, каждый раз тщательно затворяя за собою двери, и наконец спустился в хорошо замаскированный подземный тайник. Когда железные двери последнего, скрипнув, закрылись, гасконец так и ахнул: весь пол тайника был покрыт кучами золота и серебра.

VII

На больших часах замка Блуа пробило десять. Приемная королевских покоев была переполнена придворными, ожидавшими пробуждения Генриха III.

В одной из оконных ниш шептались между собой Келюс и Шомберг.

– Это животное Можирон навлек на нас неприятность,- сказал Шомберг.- Король лег спать в отвратительном расположении духа, повернувшись спиной ко всем нам!

– Король совершенно прав,- небрежно ответил Келюс.- Надо быть такими идиотами, как Можирон, д'Эпернон и ты, чтобы оторвать порядочных людей от приятного ужина и повести их в туман и мороз на неприятное приключение!

– А знаешь ли, этот бешеный гасконец убил бы нас всех друг за дружкой!

– Не исключая короля! Этим и объясняется для меня его дурное расположение духа: король не любит встречать людей, владеющих шпагой не хуже его самого!

– А Можирона ты видел сегодня?

– Он провел дурную ночь; его лихорадит, а голова распухла, словно тыква.

– А этот дьявол Крильон, которого нам уже совсем удалось было отодвинуть в тень, опять сразу вошел в милость короля!

В то время как миньоны разговаривали таким образом, в приемной послышался серебристый звук колокольчика, которым Генрих III обыкновенно оповещал пажей о своем пробуждении.

Среди ожидавших началось сильное движение, а два камер-пажа, сидевших у дверей спальни на скамеечке, сейчас же вскочили и бросились к королю. Келюс, на правах первого камердинера короля, последовал за ними.

При входе его король отложил в сторону молитвенник, по которому читал утренние молитвы, и сказал:

– Здравствуй, Келюс! Как ты спал?

– Плохо, государь.

– Я тоже, вернее сказать, я вовсе не спал. Я провел ночь в размышлениях!

– Вот как?
– сказал Келюс, который никак не мог понять, в хорошем или дурном расположении теперь король, настолько было непроницаемо лицо Генриха.

– Да,- продолжал последний,- я много размышлял, милый мой, и, кажется, нашел секрет бедствий, терзающих человечество, всех несчастий, нарушающих спокойствие государства!

– Черт возьми!
– отозвался Келюс.- Неужели вы нашли этот секрет, государь?

– Да! Первая причина всех бедствий человечества - женщина!

– Вот золотые слова!

– Не правда ли, милый? Это слабое, хитрое, изменчивое, скрытное, наглое, бесстыдное существо, словом,- причина всех наших бед!

– Это правда,государь!

– И вот рассуди и трепещи! Что могло случиться прошлой ночью! Проклятый гасконец чуть-чуть не убил меня... он попал мне в плечо, и если бы на мне не было ладанки, предохраняющей меня от всех бед, то...

Келюс не мог упустить такой прекрасный случай ввернуть льстивую фразу и сказал:

– Ну вот еще! Неужели вы думаете, государь, что Провидение не оглянется несколько раз, прежде чем позволить убить французского короля?

Генрих III милостиво улыбнулся и продолжал, приказав сначала пажам отойти в дальний угол комнаты:

– Допустим, я хорошо отделался. Но опасность быть убитым еще пустяки! А ты подумай, что поднялось бы, если бы на шум прибежал дозор? Я был бы узнан, и можешь себе представить, что бы тут поднялось!

– В самом деле, государь!

– И все это - боже мой!
– из-за женщины... из- за самой обыкновенной женщины, до которой мне нет никакого дела, как и тебе тоже!

– Я думаю!

– Я хочу издать указ против всех женщин вообще! Я начну с королевы, которую сошлю в какой-нибудь дальний замок. Когда при дворе не будет больше женщин, ты увидишь, как мы станем забавляться!