Шрифт:
Нажал кнопку сигнала, предвидя, что это лучше, чем открывать самому. Ключи всегда имел с собой. За дверью тишина. Подождал. Сухов даже подумал, что Вероники, возможно, нет дома. Но не успел он достать ключи, как щелкнул замок.
– Это ты, Антон? Привет! Как хорошо, что вернулся так рано. А мы здесь скучаем.
– С кем это ты скучаешь?
– Иван зашел. Он сумел достать нам рыбок. Просто ужас, какими жестокими растут дети! Не так ли, Антон?
Сухов промолчал, переступил порог.
– У тебя ничего нет вкусненького?
– тихо спросила жена.
– Даже неловко перед человеком. Хотя бы бутылочка "Колы".
– Обойдется. Привет, Иван. Как жизнь?
– Привет. Хлопотно, но все в порядке. Вот достал новых рыбок. Пришлось побегать, Антон. Но это пустяки. Посмотри, какие красавицы. Тоже натуральные, как и те, что сдохли у тебя.
– С меня причитается!
– галантно улыбнулся Сухов, сдерживая себя. Ему не нравилось в Иване все: и лицо, и тембр голоса, и взгляд. Но...
"Сдержанность - залог мудрости. Кто это сказал? Когда-то слышал или читал. Сдержанность..."
– О чем ты говоришь, Антон?! Когда ты лечил меня, не думал же я, чем буду обязан тебе.
"Я лечил его. Действительно. Но я и тогда прекрасно понимал, что лечу вполне здорового человека. Дело в том, что тогда я был рад каждому пациенту, а Иван... Какая противная физиономия. Тонкие усики, как два червяка под носом. Иван, надо отдать ему должное, обеспечил мне успех, иными словами - карьеру. И за это я должен платить сдержанностью? Как хочется сказать что-нибудь дерзкое, даже ударить наотмашь. Или во мне заговорила архаичная ревность? Ведь мы с Вероникой давно уже чужие, и потому мне абсолютно все равно, с кем она... Как там у Сандра? "И теперь никогда не испытать вам волнующего до безумия трепетного желания вновь ощутить таинство самого простого прикосновения. Никогда. Уже никогда. Никакая имитация заботы, интеллигентности, рассудительности не в силах оживить то старое фото, на котором вы стоите красивые и молодые, когда можно было вам поверить и даже доверять тот трепетный огонь, сближавший вас, который вдруг потух..." Что от моей любви осталось? И кому нужна моя ревность?"
– А сейчас ты почему-то говоришь о чем-то причитающемся, Антон, Иван непринужденно улыбнулся.
– Это я твой вечный должник. Ты сделал меня здоровым человеком.
– Пустое, - отмахнулся Сухов.
"Он противен мне, как тот нарисованный маргон... А не маргон ли он?" - кольнула коварная болезненная мысль.
– Ты устал, Антон? Сложные операции?
"Сколько сочувствия в голосе Вероники".
– Сложные, - вяло подтвердил Антон и уселся в кресло напротив аквариума.
– Тебе нравятся новые рыбки?
– Вероника положила ему руку на плечо, и Сухов вздрогнул, ему захотелось отстраниться. Но вида не подал.
"Зачем выказывать характер? Они лишь посмеются надо мной в душе. Вероника как-то сказала: "А разве посещения Ивана как-то сказываются на наших с тобой отношениях?" И то верно. У покойников глубокий сон. Лучше сидеть, отдыхая, и вспоминать стихи Сандра. "И пролетают самолеты, далекие серебристые сверчки, а мы, как сказочные гномики, за окнами своих убежищ смеемся, плачем, и вот так как будто незаметно пролетает жизнь гномиков-волшебников... Над нами - самолеты, и небо, и звезды, а уж выше никого, а над "никем" - снова мы, разводим руки, как крылья..."
– Красивые рыбки. Правда, Антон?
– Да.
– А вот у этой великолепный хвост. Роскошный. Спасибо, Иван. Я... Мы тебе очень признательны.
17
В мире есть вещи, которые понимаются
лишь однозначно.
Председатель жилищного совета поднял взгляд и долго смотрел в глаза Сухова-старшего, как бы желая найти в них что-то недоговоренное, скрытое. Казалось, что у Платона Николаевича к ученому некоторое предубеждение.
– В определенном смысле я могу вас понять. Ваше удивление и ваш интерес... Дело в том, что я знаком с Гиатой.
– Вы давно ее знаете?
– спросил Сухов.
– Сравнительно недавно. Но, надеюсь, вы согласитесь со мной, что для того, чтобы по-настоящему узнать человека... Одним словом, хочу сказать, что не обязательно пуд соли есть всю жизнь. Не так ли?
– Так вы согласны со мной, что Гиата Бнос - человек очень...
– Очень странный она человек, - решительно перебил его Платон Николаевич.
– С этим просто нельзя не согласиться. Но, впрочем, у вас гораздо большие возможности, - утомленно произнес председатель жилсовета.
– Поэтому вам, простите, больше оснований утверждать - больная она или здоровая. А я, увольте, в вундеркиндах не разбираюсь.
Чеканя каждое слово, Сухов-старший заявил:
– Нет, думаю, она не больная, ибо больных людей председатели жилсоветов не боятся.
– Вы ошибаетесь. Я не боюсь ее. Но мне, честно говоря, трудно определить свое отношение к Гиате Бнос.
– Почему?
Но что мог ответить Платон Николаевич? Рассказать, как Гиата пришла к нему в первый раз? Пришла домой. Рассказать, как он зачарованно любовался ее золотистыми волосами, стекавшими волнистыми ручьями на плечи? О пьянящем аромате ее тела? О ее огромных колдовских глазах?..