Как потом выяснилось, самолет был захвачен белогвардейцами, и они оставили опознавательные знаки, чтобы безнаказанно совершать налеты на скопления войск Красной Армии. Но в тот момент заговорщики не сомневались, что если самолет с красными звездами, следовательно, они находятся среди своих. Один за другим, отряхивая пыль с одежды, "представители народа" поднимались в вагон "генерала".

Пугачевский встречал каждого суровым взглядом и не отвечал на низкие поклоны.

–  Присаживайтесь и вы, прапорщик, - с чуть заметной улыбкой произнес он и указал на стул, стоявший так, чтобы все "гости" были в поле моего зрения. Затем командующий и сам опустился в кресло, заложив ладонь за борт офицерского кителя.

–  Вот видите, господа, один самолет красных, а сколько бед натворил! кивком головы Пугачевский указал на выбитые в окнах вагона стекла. - Но приступим к делу... Знаю, вы нуждаетесь в оружии... Однако долг службы обязывает меня убедиться, попадет ли оно в надежные руки. Чем вы можете доказать свою преданность вере православной и отечеству?

–  Дозвольте, ваше превосходительство! - поднялся священник.

Придерживая большой серебряный крест с распятием, он положил на толстый живот коротенькие пальцы и смиренно уставился в потолок.

–  Печать антихриста легла на православных. Токмо огнем да мечом можно спасти их грешные души...

Пугачевский слушал, и на его бледном лице проступали красные пятна. Он взял стакан, плеснул в него из графина воды и выпил.

После священника говорил старшина. Громко откашлявшись, он провел ладонью по бороде и забасил:

–  Перво-наперво, ваше превосходительство, мы благодарствуем за то, что изволили звать нас к себе. Приятственно видеть вас в русском образе! Потому как ранее мы не слыхали про чехословаков и не могли знать, из какой веры они происходят. Как мы есть мужики, так на своей мужицкой точке зрения и останемся. Мы за строгий порядок в жизни: нет такого закону, чтобы батрак и прочий безземельный бродяга садился править волостью аль уездом! Деревенская голытьба грабит мужика, отнимает землю, хлеб. Раньше только за одно бунтарское слово мы нещадно пороли в своей волости, аль стражника, бывало, потребую с уезда - и бунтовщиков в арестантские роты.

–  Короче! - прикрикнул Пугачевский.

–  Такие у нас дела творятся, что подумать страшно, - заторопился старшина. - Пропадает Россия! Своих силов не хватает, подмоги у иностранцев просить надо, в ноги поклонимся, лишь бы выручили.

–  Будем уповать на иностранцев и сидеть сложа руки, так, что ли? покосившись на попа и старшину, строго спросил Пугачевский.

–  Надеемся на вашу милость. Коли откажете, вооружимся вилами, топорами, пики откуем. Будем нападать с тыла... Унтер-офицеры царской армии сами что ни на есть мужики из деревень, они пойдут заодно с офицерами. Наша армия будет сильнее красной. Там разный городской сброд, а у нас все свои: отец вместе с сыном, брат с братом, кум с кумом. Разобьем красных! Вооружимся пулеметами, тогда и на Москву...

В дверях появился встревоженный адъютант:

–  Командир бронепоезда "Свобода или смерть!" Полупанов доносит, что белые начали наступление.

–  А, черт, - выругался Пугачевский, вскочив с кресла. - Всю обедню испортил! Этих - под охрану караульного взвода! А ты, - кивнул он мне, допроси бандитов...

"Представители народа" даже не успели подумать о сопротивлении.

Поздно вечером я снова пошел к командующему. Склонившись над картой, Пугачевский разговаривал с кем-то по телефону.

–  Что нового? Садитесь и докладывайте, - положив телефонную трубку, предложил он.

–  Мало утешительного, товарищ командующий! Узнал меньше, чем ожидал: села уезда время от времени навещает какой-то переодетый полковник. Златые горы обещает крестьянам...

–  Униформа злодеев! - мрачно заключил Пугачевский. - А что с этими? Весь день провозились - и ничего утешительного? Либеральничаете! Поставить к стенке, под дулами винтовок сразу заговорят!..

–  Я не имею на это права...

–  Какая чушь! Нашего брата сажают на кол, вспарывают вилами животы, а мы, видите ли, не можем допустить отступления от общепринятых правил допроса! Ну хорошо, с бандитами я поговорю сам, - неожиданно спокойно закончил Пугачевский.

Уходя, я посмотрел на оперативную карту, лежавшую на столе командующего. Правый фланг наших войск упирался в болотистый лесной массив, левый тянулся версты на две с половиной от полотна железной дороги к оврагу. Этот участок прошлой ночью был занят отрядами интернационального батальона. Сюда я и направился, чтобы на рассвете перебраться за линию фронта.