–  Спаси и помилуй, святая дева, от града и воды, - крестясь, причитал Клавдий.

В это время совсем близко ударил гром, и лекарь юркнул в угол вагона.

–  Вы знакомы с нашим лекарем? - усаживаясь на тюк прессованного сена, спросил Славэк. - Не худо вам познакомиться и с нашим командиром. Его зовут Горличко. Он американец и любит беседовать с русскими.

–  Американец? - удивился я.

–  Настоящее его имя Эвинсон-Грей, но журналист Джон Рид, большой друг нашего командира, присвоил своему земляку фамилию Горличко. Теперь и мы его так зовем.

Славэк вынул из бокового кармана сложенную газету, развернул ее, надел очки и стал читать. Вдруг, вероятно под впечатлением прочитанного, он патетически произнес:

–  О революция и новая религия победоносного труда! Тебя ждут Урал, раскованная гигантская пещера, где в изобилии есть руда, уголь, драгоценные металлы; Сибирь, неисчерпаемые богатства которой до сих пор жестоко расхищались, и чудо русской природы - тайга, заповедник божий, не имеющий себе равных!

Кто он? Чех, словак, военнопленный серб, проведший в Сибири годы? Что его привело в этот отряд? - думал я.

И, как бы разгадав мои мысли, Горличко мечтательно проговорил:

–  Вот-вот и за океаном вспыхнет революция! Успею ли доскакать до своей Калифорнии?

–  Революция в Америке? - невольно сорвалось у меня. - Европа истекает кровью, а Соединенные Штаты пухнут от золота - там не до революции...

–  А рабочий класс? - не сдавался Горличко.

–  Рабочему классу тоже ведь кое-что перепадает...

–  Ни американские рабочие, ни фермеры не будут умирать за капиталистов! - воскликнул Горличко.

–  Дорогой мой! Ты же знаешь, что ни крестьянин, ни рабочий не заинтересованы в войне. Однако воюют, да еще с каким ожесточением! Скорее бы увидеть весь мир божий в огне народного гнева! - сказал Славэк, помогая нам закончить затянувшуюся дискуссию.

Но еще долго в штабной теплушке не умолкали разговоры о революции, о ее великой преобразующей силе.

Медленно тянулись вторые сутки пути. Чтобы скрасить время, Славэк рассказывал какую-то забавную историю о своей службе в австро-венгерской армии и вдруг замолчал. Вытянув шею, он стал пристально всматриваться в море колосящейся ржи.

–  Смотрите, там кто-то хоронится!

И действительно, мы стали явственно различать среди раскачивающихся на ветру колосьев ржи головы людей.

Надо бы узнать, что это за люди, зачем они прячутся во ржи, подумал я и дернул за протянутую от штабного вагона к машинисту сигнальную веревку. Поезд, не доезжая до станции, остановился. Горличко начал седлать коня.

–  Уж не верхом ли ты собираешься махнуть из вагона? - пошутил Славэк.

–  Сейчас увидишь, дружище.

Горличко ласково потрепал коня по шее, "шепнул" ему что-то на ухо и подвел к настежь открытой двери. Навострив уши, лошадь попятилась назад, но Горличко уже спрыгнул на землю и легко потянул за поводок уздечки.

–  Алле, гоп! - скомандовал он, и лошадь вслед за хозяином совершила прыжок на землю, великолепно выполнив этот почти цирковой номер.

Горличко подал команду, чтобы эшелон следовал дальше, а сам вскочил на коня и поскакал назад.

–  Я скоро вернусь, - донеслось до нас.

Станция была пунктом выгрузки отряда. Дальше начиналась линия подвижной обороны фронта.

Станционные пути были забиты видавшими виды теплушками, израненными в боях платформами бронепоездов, резервными паровозами.

Пока "прописывали" у коменданта станции прибывший эшелон интернационального батальона, прискакал Горличко. Придерживая одной рукой впереди себя черноволосого, лет двенадцати, мальчишку с горящими, как угольки, глазами, "ковбой" подъехал прямо к штабному вагону.

–  Знакомьтесь, господа офицеры, с нашим молодым гостем, - с серьезным видом произнес он и подмигнул, чтобы "офицеры" держались, как подобает штабникам.

Ружек забрал мальчишку в вагон и стал угощать его сладким чаем с галетами, а Горличко, пригласив нас выйти из вагона, рассказал о своей поездке в поле...

Оказывается, когда он приблизился к тому месту, где мы видели во ржи людей, никого там уже не было, кроме этого мальчишки, который копался среди обломков разбитых товарных вагонов. Горличко он принял за чешского офицера и предложил проводить его к своему дяде - бывшему волостному старшине, как раз ожидавшему какого-то иностранца. Однако Горличко уговорил его поехать с ним на станцию, где обещал познакомить с офицерами. И теперь мальчик, оказавшись среди "офицеров", хотел показать, что он хорошо осведомлен в делах взрослых.