Шрифт:
– ..Я Наташу звал сюда, - сказал Кудряшов.
– Насовсем. Года три тому назад. Да и раньше, когда еще Люды не было. Она у меня инженер-статистик. Не поехала...
Они замолчали. Под стрехами чирикали воробьи, где-то рядом монотонно и нудно бился об стенку жук. Евгений сидел на бревне, подперев голову. Боком к нему стоял Виктор и смотрел в окно на небо. Крышу припекало солнце становилось жарко. Кудряшову хотелось курить. Несколько раз он стукнул себя по пустым карманам и мысленно выругался.
– Тот, кто не следует моим советам, непременно раскаивается! Заруби это себе на носу. Тарасов кое-что смыслит в жизни.
– Виктор повернулся к Евгению и похлопал его по плечу.
– Не люблю слюнтяев. Человек должен быть сильным.
Солнце перевалило за верхнюю лопасть ветряка, крыша под ней попала в тень. "Около четырех", - подумал Евгений.
– Женя, у тебя друзья-то хоть есть? То есть, что они есть, я не сомневаюсь. Но таких, чтоб друг с другом как на духу, много?
Кудряшов поднял голову, встретился с ним взглядом а отвернулся.
– Ни одного.
– Он помолчал, горько качая головой, и повторил: - Ни одного... Кроме дочери. Но она еще мала. Я трудно схожусь с людьми. Стал сходиться, - поправился он.
– Горький опыт?
– Может, и так.
– А все же?
– В другой раз как-нибудь...
– Значит, и со мной надо сходиться. Трудно теперь...
– Институт мы с Мишкой Козленко вместе кончали. Пять лет в одной комнате жили, с одной стипухи кормились и штаны одни надевали по очереди на танцы. По-братски жили, одним словом.
– Стипендия, конечно, твоя была?
– Дело не в этом. Строили мы химкомбинат. Случилось так, что он у меня в подчинении был. Я начальник, он - прораб на участке. Однажды рабочие пожаловались мне, что, мол, Мишка грубиян и на руку нечист. Дефицитные материалы налево сплавляет. Не поверил я. Не мог поверить такому. Чтобы Мишка и... Вызвал к себе, завел разговор по-дружески: так, мол, и так... Здорово он обиделся тогда. Пришлось прощения просить. А через полгодика потянули меня к прокурору. Обнаружились фиктивные накладные на похищенный материал. На них моя подпись. Он подделал. Он это мог... не отличишь. Грязная история вышла. Плохим он человеком оказался. У следователя так и заявил, что я его на это толкнул, и подпись свою добровольно ставил, и даже грозил увольнением за неисполнение приказа. Разобрались, конечно, где надо. За подделку подписи и хищения ему срок насчитали... Год я ходил после того сам не свой. Ничего не мор понять. Как вспомню его глаза там, у следователя... Мишка, неужели мы с тобой вместе бедовали, мечтали, спорили, дрч-лись, скучали друг без друга? Нет, не может быть! Ошибка какая-то глупейшая вышла! Мы же верили друг другу, как самим себе, даже больше, чем самим себе. Как же случилось, что за какие-то паршивые гроши ты?.. В камеру к нему пришел: "Миша, - говорю, - у тебя денег не было? Нужда какая случилась? Почему же не пришел ко мне? Ты же знаешь, последнюю рубаху продал бы..." А он смотрел, смотрел на меня и как заплачет. Так и не сказал ни слова.
– Выпить любил, наверное, твой Миша?
– спросил Тарасов.
– Бывало... После него друзей у меня нет. Люди хорошие встречаются, а сойтись... Как та пуганая ворона, что куста боится, так и я...
Они спустились вниз и пошли по лугу к селу. Кудряшов остановился, нарвал ромашек и бегом отнес их к мельнице. Дальше шли молча. Высоко в небе, оставляя за собой белый след, прогудел самолет. Тарасов проводил его взглядом, коснулся рукой плеча Евгения и качнул головой вверх:
– А это прошло?
– Прошло...
– неопределенно ответил Евгений.
– В нашей жизни ничто бесследно не проходит. Самолет улетел, а след остался. Сольется с облаком, выпадет дождем, на месте капли вырастет травинка... Все правильно, все закономерно... Закурить бы сейчас, черт подери!
– Как это у тебя с Наташей? Ума не приложу. Неужели разойдетесь? По-моему, она хорошая, порядочная девушка была. Красивая, веселая...
– Красивая... Старые люди говорят, что с красоты чай не пьют. Душа должна быть красивой у человека.
– Ну и домостроевец ты, видать, Кудряш!
– Аж жуть!
– Выпить мы все-таки должны с тобой. А то как-то не порусски получается. Встретились друзья и...
В районной чайной было накурено и душно. Кудряшов с насупленными бровями осмотрел сидящих за столиками - знакомых не было. Это не обрадовало и не огорчило его. Просто стало свободнее.
Виктор разлил вино в граненые стаканы и со словами: "За встречу!" ловко опрокинул стакан.
– За одноклассников!
– сказал Евгений, подумал, глядя на стакан, и медленно выпил.
Захмелел он сразу. Перед глазами поплыли столики, взлохмаченные мужики в запыленных рубахах, хлопающая на ветру дверь, большой сукастый клен под окном. Витька что-то говорил, доказывал, но его голос тонул в гвалте, и Евгению было хорошо от этого. Хорошо было слушать и ничего не понимать, сидеть и ни о чем не думать, смотреть на друга и без причины улыбаться.
Витька предлагал еще выпить, но Кудряшов отстранил от себя его руку с наполненным стаканом. Ему было хорошо, спокойно, и он ничем не хотел нарушать этот покой.