– А твой где отец?
– поинтересовался, заметно подобрев.

– Мой папа тоже красный командир и воюет против фашистов!

– Ну, ежели так, - пошел на попятную, - то извиняюсь. Беру свои слова назад.

Однако теперь Марта, отвернувшись, заходилась энергично всхлипывать, тереть глаза и шмыгать носом.

– Здрасьте, опомнилась!..
– Дотронулся до плеча, принялся успокаивать: - Не плачь. И не обижайся: не за себя я испугался, за него. Больше не буду, слышишь? Идем, а то зря время теряем. Видишь, я уже выражовываюсь правильно.

– А как же с обувкой?
– улыбнувшись сквозь слезы и перестав всхлипывать, напомнила она.

– А, ерунда, не привыкать!

Обидное недоразумение было так же скоро забыто, как и возникло, а потерянное время решили наверстать бегом. Большая половина проезда оставалась уже за спиной, когда Марта начала-таки отставать; он подал руку:

– Потерпи, вон уже и край виден. Выскочим из этого пекла, а там должен быть свежий ветерок.

Но добежать до краю не получилось: в нескольких метрах от него Андрей сам, выронив ее ладошку и несколько раз прыгнув на одной ноге, сел вдруг посреди дороги.

– Что с тобой, ногу подвернул?
– испугалась Марта, видя, что держится за стопу.

– Да вот, екарный бабай!..
– показал осколок бутылочного стекла; из подушечки большого пальца сочилась кровь.
– От же не везет - обратно задержка!..

– Зажми ранку и подержи, я - сейчас, - посоветовала она, схватив сумку. Порывшись, достала из нее сверток, быстро развернула - в нем оказались бинты, ватные тампоны, пузырек с коричневым содержимым и небольшие блестящие ножницы.

– Ну ты, Марта, даешь!
– удивился пострадавший.
– Откуда у тебя все это?

– У меня мама доктор. Отпусти-ка палец. Ну вот, уже и не кровоточит. Смочив ватку потом с его лица, протерла ею пораненый палец и смазала порез йодом; ловко забинтовав, стала укладывать принадлежности.

– Если почувствуешь, что повязка ослабла, сразу скажи: надо, чтоб не слетела, а то все насмарку. Не забудешь?
– предупредила, управившись.

– Постараюсь. Спасибо. Это самое...
– окинул ее взглядом.
– У тебя что заместо платья?

– Шаровары до щиколоток и кофта с длинным рукавом.

– Не белая, случайно?

– Голубая, а что?

– Белое сильно заметно, а это в нашем деле нежелательно. Давай-ка заодно и переоденься.

– Ты прав.
– Доставая свои вещи, сообщила: - А тебе с длинным рукавом ничего не нашлось, кроме вот из маминого гардероба. Пройдет?
– показала нечто цветастое и на пуговицах спереди.

– Впольне. Токо я надену потом, а то жарко.

– Слово "вполне" пишется и произносится без мягкого знака, - поправила она уже в который раз произношение и добавила: - А еще я положила тебе трусы.

– Это, как его... Тожеть мамины?

– Такое скажешь!
– глянула осуждающе.
– Рудькины остались. Где-то и рубашка лежит, но я в спешке не нашла.
– Натянув шаровары и задирая платье, попросила: - Отвернись на минутку, - и, не дожидаясь исполнения просьбы, стала стаскивать через голову.

Андрей отвел глаза, но успел заметить "карман" для носового платка: уголок его торчал из промежутка между чашечками бюстгальтера. Похвальная, казалось бы, предусмотрительность помощницы, "положившей" трусы, поначалу оценена им не была: упоминание о них говорило за то, что его видели голозадым... Конешно, он сам виноват, что так оплошал, но все-таки неприятно, подумалось ему. А просьба отвернуться вызвала даже чувство оскорбленного самолюбия: "Сама, небось, подглядывала, а тут в ливчике - и отвернись. Цаца какая! "

Но это он подумал, а сразу ответил так:

– Пож-жалста! Не больно интересно. Не видел я, что ли, ваших сиськов, что ли!..

– Интересно, где ты насмотрелся "сиськов"?
– сделала она ударение на последнем слове; однако объяснять правильность произношения в этот раз не стала.

– Мало ли где! Но я сподтишка не подглядывал, как некоторые...

– Ой, Андрошка, я сразу же и отвернулась - ей... честное пионерское! веришь?

– Ла-адно, поверил... Ты давай поторапливайся.

– Я уже готова, идем.
– Заметив, что слегка прихрамывает, спросила участливо: - Болит?

– Нисколько. Это самое... Я имя свое сказал тогда неправильно: меня, вобще-то, звать Андреем. А Андрон - кличка.

– Правда? А почему именно такая?

– Да цыган был у нас в колхозе с таким именем, кузнец. Черноволосый да кучерявый, как я. Но ты не подумай, он появился, когда мне было уже лет десять. Просто батя у меня тожеть чернявый.

– Я, признаться, приняла тебя за цыганчонка... А это твое "екарный бабай" считала за цыганское ругательство.