– Такси, такси...

– Петер, милый, с Рождеством! Ну... Господь с тобой!

И она трижды перекрестила его бескровное онемевшее лицо.

Хлопнула дверца. Надя пропала в ночи.

Петер двинулся вниз по Тверской к "Метрополю", засунув окоченевшие руки в карманы. Ветер дул в спину, подгоняя, нашептывая: "Позабудь о ней, позабудь! Беги от нее, беги..."

Всю ночь он просидел один в баре и наутро отменил репетицию.

Такое случилось с Петером Харером впервые в жизни.

5

Рано утром Надю разбудил телефонный звонок.

– Спишь, Надён? Что там у вас вчера в театре стряслось?

Это был Николай.

Она села в постели и это усилие далось ей не без труда - сонное оцепенение ватным комом облепило все мышцы, заволокло сознание...

– Коля... Доброе утро. Что стряслось? Декорация упала. Меня из-под неё в самый последний момент выдернули.

– Кто?

– Тот человек в пальто. Который мне серьги вернул... в ту ночь.

– А как он в театре-то оказался? Театр-то режимный - к вам же мышь без пропуска не проползет! Военная комендатура...

– Не знаю. Я, Коль, вообще ничего уже не понимаю...

– Так! Ладно. Ты, главное, не раскисай. Разберемся! Ты его хоть раз до этого в театре видала?

– Нет, никогда.

– Хорошо. А как думаешь: случайно декорация гробанулась или это было подстроено?

– Понятия не имею... Слушай, - она глотнула холодного чаю из чашки, стоявшей на прикроватной тумбочке, - я вот думаю... Ты ребят своих отпусти. Все равно от них мало толку. Копошатся тут под окнами, только время зря тратят. Видишь - в театр их без пропусков не пускают, где они были, когда эта чертова декорация обвалилась?! Так что бессмыслица какая-то получается...

– Ну, это не проблема. С сегодняшнего дня будут у них пропуска. Так что не дрейфь, Надён, будешь везде под крылышком! И даже в твоем оч-чень Большом театре!

– Коль, не надо, слышишь?
– она соскочила с кровати и резко выпрямилась.
– Мне не нужна ТАКАЯ защита! Это я точно поняла. Сегодня. Нет вчера... В общем, не нужна и все!

– Ты, мать, переутомилась слегка! Ничего, отлежишься, придешь в себя все в голове по местам и уляжется. Зачем от реальной помощи отказываться, да ещё в твоей ситуации! Я тут потихоньку варюсь, информации накопал до черта на Василия Степановича твоего. Сидел он, соколик, - пять лет оттрубил. Валютные махинации... Он раньше в другом ресторане работал - не в сарае с колесами, а в крутом заведении в самом центре Москвы. Прямо перед Олимпиадой его свои же и заложили.А ты, похоже, наступила на хвост оч-чень ядовитой змее. Длиннющая, понимаешь ли, змея вырисовывается: голова тут шевелится, а хвост на Урале. И знаешь, что самое интересное? Эти ребята недавно проклюнулись и очень их деятельность московским семейкам не нравится. Врубаешься, о чем говорю? Тут же все по зонам влияния поделено давно и надолго. А тут эти... варяги, мать их! В общем, крупные разборки назревают. Это я к тому, что кроме тебя, у них тут до кучи врагов. Я бы им не завидовал! Всунуться в московские дела... или большая дурость или большая крутость нужна. Москва - это ж Змей Горыныч! И не о трех головах...

Надя усмехнулась.

– Коль, мой Горыныч - он тут, возле меня сидит. Щенок у меня. Я его Горынычем назвала. Лужу вон, гад, наделал! Вот с ним я разбираться и буду, а это все... Коленька, ты прости - я тебя, наверно, зря потревожила. Хорошо, что про Струкова рассказал, но знаешь... не хочу больше. Хватит! Коль, отзови ребят. Я понимаю - тебе это кажется бабским капризом, но поверь, что так будет лучше. Я справлюсь со всем сама...

– А вот это уже не твое дело. Ты, Надь, совсем спятила! Я с тобой не в бирюльки играю - стал бы ребят дергать за-ради родстввенного одолжения... Ты в серьезную передрягу попала. В оч-чень серьезную! Жизнь твоя в опасности, поняла? И не шути со мной - не люблю. Все, покапризничала - и будет! Я тебе ребят дал, мне и решать, когда их из дела вывести. А ты тут сбоку припека. Ясно? Ну все, пока!

В трубке послышались частые нудные гудки.

Надя наклонилась, чтобы положить трубку, и вдруг мгновенная волна тошноты судорогой скрутила её, согнула пополам, застряв в горле - еле успела добежать до раковины. Несколько приступов рвоты вывернули нутро, отняв все силы. Она снова легла, набрала номер Марготы и сказала, что на класс не придет, но надеется подползти к дневной репетиции...

Через полчаса Марго перезвонила уже из театра.

– Слушай, ну ты прямо в рубашке родилась: сиди дома спокойно репетицию отменили. Харечка заболел. Хочешь, подъеду?

– Нет, Марго, спасибо, душечка! Отлежусь. Подремлю, может...

– Ну, дрыхни! Я после прогона вечернего позвоню. "Тени" опять прогоняют с оркестром - что-то там у дирижера не ладится.

На том и порешили.

* * *

К пяти вечера, еле собравшись с силами, Надя двинулась на вокзал. За нею тенями, правда отнюдь не бесплотными, следовали Колины молодцы.

Голос железнодорожной сивиллы возвестил:

"Поезд Абакан - Москва прибывает на шестой путь всемнадцать десять."

Неужели сегодня?
– нарастало предчувствие. И резкое как щелчок молниеносное знание: да, сегодня! Сейчас!

Она заторопилась в конец перрона - в это поезде вагон-ресторан обычно цепляли в хвосте состава.

Вот он! Надвигается. Наползает. Шипит...

Грязно-зеленый гремучий змей. На хвосте погремушка - красный вагон-ресторан.

В вагон Надя вошла одна, попросив ребят подождать на платформе.

Коридор. Никого... Где-то здесь должен быть, в самом конце вагона, за занавеской.