– Завтрак на завтра, - проговорила Ксения угрюмо.
– За тавтологию уж прости...

Голицын долго ворочался с боку на бок, пытаясь занять такое положение, при котором не ныла бы спина, но ничего так и не занял и решил плюнуть на это. Он прислушался, чтобы по дыханию определить, уснула ли Ксения, но тотчас вспомнил, что ее дыхание было беззвучно и ровно всегда.

– Спишь?
– просто спросил он.

– Нет.

– А что?

– Думаю.

– О чем?

– О всякой херне.

– Например?

– О социальной рекламе.

– Что?
– Голицын поперхнулся.
– Самое время...

– Хороший слоган у меня родился. Могу подарить.

– Ты озвучь вначале.

– "Ты - не один! Ты - ноль!" Хорошо подойдет для благотворительного марафона в пользу детей-сирот...

– Не кощунствуй.

– Да я-то только на словах... А ты разве никогда этим не занимался?

– Чем это "этим"?

– Лохоразводными процессами.

– Не до такой степени.

– Да ладно, - хмыкнула Ксения и заговорила плакатным голосом: - Все на выборы свободного выбора! Помешаем тем, кому уже ничто не поможет! Вася, ты прав, потому что ты - Вася!

– О, вот о выборах только не надо. Не участвовал. Не верю я вообще ни в какие выборы...

– Ого! Даже в нравственный выбор?

– В особенности. Выбор у человека в жизни вообще небогат: то ли жить в счастливом неведении, то ли в неведении счастья. Ты вот как предпочитаешь?

– Я-то? В счастливом неведении счастья...

– Самый скверный вариант.

– Ничуть. Просто я невезучая. На меня где сядешь, там и слезешь... Согласись, счастье сразу же садится тебе на шею. И ты трясешься, боишься его потерять, носишься с ним, как с зассанной торбой. Рабство в розовых одеждах.

Голицын поцокал языком и пробормотал: - До чего оригинально, боже мой... Ладно, хрен с ним, со счастьем. Не про нас писано... А вот порубились сегодня славно. И action, и fantasy в одном флаконе... Любовь и смерть всегда вдвоем...

– Вдвоем - еще не значит вместе, - мрачно отозвалась Ксения и быстро спросила: - И, кстати, ты о какой любви говоришь?

После этого ее вопроса до Голицына наконец-то дошло, что пора заткнуться. Хорошо, конечно, когда у девушки осиная талия, но когда осиная попка...

Утро утрёт все утраты, даже самое хмурое и хромое утро.

Только пустили коней в галоп, как вдруг кончилась осень, будто Господь подвел под нею длинную волнистую черту белым карандашом снега. Впереди сколько хватало глаз, раскатывалось ровное заснеженное поле. Кони упирались, хрипели тревожно, прядали ушами и волочили копыта по земле. Наконец, кони стали и на шпоры уже не реагировали.

Ксения из-под ладони бросила взор в высоту и заговорила:

– Люблю небо... Знаешь за что?

– За что?

– В небе нет тупиков.

– Ага... И лыжни тоже нет.

Ксения потрепала Серебро по холке, склонилась к его уху и принялась что-то туда нашептывать. И через минуту кони уже уносили всадников по льдисто-лучистому снегу по направлению к горизонту. Хотя, в принципе, под это определение подходят все возможные существующие направления...

Снег был вдвойне похож на яичную скорлупу: и так же бел, и так же оглушительно хрустел под копытами. По-видимому, именно эта ассоциация пришла в голову Ксении, и Голицын, напрягая слух, мог слышать, как она еле слышно бормочет: "Снова в имени Христос слышу хруст хрустальных роз".

– Что я слышу? Опять стихи?
– осведомился он язвительно.

– А... Это все Муза. Она, как шиза. В печке не сожжешь и в водке не утопишь. У нас к тому же лесбийская страсть.

– Ну-ну, - только и ответил на это Голицын.

Говорить вообще было трудно: слова мгновенно примерзали к губам, как монеты на морозе.

Минут пять ехали молча, потом Ксения запела негромко некую странную дорожную песню:

Ни огня, ни темной хаты,

Глушь да снег, навстречу мне

Только тигры полосаты

Попадаются одне.

Грустно, Дима, путь наш скучен,

Скучно, Дима, путь наш грустен,

Позвоночник перекручен,

Как не снилось и Прокрусту...

– Тигров не вижу, волков вижу, - сказал Голицын сквозь зубы.

Вначале они выглядели, как маленькие, прыгающие по снегу серые мячики. Но они приближались. Быстро, слишком быстро. Они бежали безмолвно, зловеще-косо загребая лапами, пустив хвосты по ветру. За ними стлался по воздуху инверсионный снежный след.

Чернота под Голицыным тревожно-зло заржал, обнажив чудовищные желтоватые зубы, вскинулся на дыбы, замолотил воздух копытами.