– Помню, - отозвался Ник.
– И я сказал вам правду.

– Но есть и еще что-то, - настаивал Гончаров.
– Порою это бывает очень заметно.

– Это нечто сугубо личное, - сказал Ник.
– Быть может, дело просто в гордости. Но ведь гордость, - добавил он, - это костяк души.

– Я совсем ничего не понимаю, - просто сказал Гончаров.
– То, что вы забыли об интеграторе, видимо, кажется вам сущим пустяком. Говорите вы иной раз так, будто многого не договариваете. Что мне сделать, чтобы вам было легче говорить со мной откровенно?

– Ничего, - ответил Ник.
– Я должен справиться с собою сам. А насчет того, что я забыл об интеграторе, это для меня далеко не пустяк. Но думать об этом мне просто невыносимо. Я как нищий, которому вдруг лишний раз напомнили, что он промотал состояние и, наверно, никогда уже его не вернет. Или как одинокий человек, встретивший на улице красивую женщину свою жену, которую он бросил когда-то, а потом понял, что только одну ее он и любит по-настоящему. Это страшно. Но оплакивать прошлое - такая напрасная трата времени и сил! Мой путь в будущее проходит как раз через несходство между вашим методом экспериментирования и моим. Вот все, о чем я позволяю себе думать. Это для меня как калитка, я хочу распахнуть ее и пройти дальше в свою жизнь.

– И это все?

– Все.

Гончаров помолчал; очевидно, суровость, звучавшая в голосе Ника, заставила его взвесить мысли и возражения, которые он собирался высказать.

– Давайте пока оставим этот разговор, - сказал он наконец.
– Мы еще успеем вернуться к нему.
– Гончаров словно и не заметил недовольного взгляда, который метнул в него Ник при этом намеке на то, что вопрос еще не исчерпан.
– Лучше поговорим о более приятных вещах. Что вы, например, делаете по вечерам?

Ник поглядел в окно.

– Да ничего особенного.
– Его опять кольнуло воспоминание о том, как Анни разговаривала с ним сегодня утром.
– Вечера приходят и уходят, вот и все.

Гончаров засмеялся.

– Ваша уклончивость говорит о существовании некой дамы. Тогда сегодня я не стану вам навязываться. Но, может, встретимся завтра вечером? Если у вас не будет ничего другого, - добавил он.
– Мы бы побеседовали. Нам обоим пора высказать все то, о чем мы столько времени избегаем говорить.

– Торопить меня не следует, - сказал Ник мягко, но мускулы возле рта у него дрогнули, а взгляд стал твердым.
– Я могу откровенничать, только когда сам захочу этого.

Гончаров вспыхнул.

– Вы не поняли меня, Реннет, - произнес он таким же мягким и вежливым тоном, как Ник, но с таким же затаенным гневом.
– Я предлагаю вам дружбу дружескую беседу, и больше ничего.

Ник, спохватившись, опустил глаза. Ведь перед ним человек, который восхищается его работой и ценит ее больше, чем кто-либо другой. А он не совладал с теми мрачными, горькими чувствами, что вспыхнули в нем при виде интегратора, растравили его душу, как едкая кислота.

– Простите, - сказал он Гончарову.
– Я не должен был так говорить.

– А я не должен был так отвечать вам. Давайте забудем об этом. Сегодня вы проведете вечер со своей таинственной дамой, и завтра вам станет легче.

Вскоре Ник вышел из института. День давно погас, сине-сизое небо было охвачено сумятицей; беспорядочно клубясь, оно как бы мучительно силилось спастись бегством от трагического события, происходившего за краем горизонта, где горели бледно-голубые и оранжевые полосы. На северо-востоке, где сгущалась темнота, холодным блеском сияли огни Москвы. В вышине одиноко светилась красная звезда на шпиле университета да проплывали бортовые огни гудящих самолетов, которые один за другим шли на посадку во Внуково, за двадцать миль и четыре летных минуты отсюда.

В институте настолько привыкли к Нику, что уже не оказывали ему маленьких почестей, вроде отправки домой на одной из институтских машин; впрочем. Ник и не хотел этого. Он взглянул на часы. Если даже Анни удалось освободиться пораньше, она все равно не могла еще быть дома. Он решил не брать такси, а поехать до гостиницы на автобусе. Когда Ник проходил в ворота, из здания института вышла молодая женщина. На мгновение ее осветил падавший из двери свет, и Ник узнал Валю. Он остановился, ожидая, пока она перейдет окутанный сумерками двор.

– Добрый вечер, - сказала она по-английски негромким смеющимся, голосом.
– Панин только что рассказал нам о сегодняшнем происшествии. По-моему, это очень забавно: вам пришлось совершить путешествие в Москву, чтобы увидеть вашу... вашу мысль? Нет, не мысль. Идею, - поправилась она по-русски.

– По-английски это почти так же, - сказал Ник.

– Вот всегда так - чем проще слово, тем труднее его вспомнить, засмеялась Валя.
– Вашу идею, осуществленную на практике. Вам это было приятно?