– Почему вы не запретите Натали пить?
– вдруг спросил он отчима.

– А что мы можем предложить ей взамен?
– ответил вопросом Эмполи.

– Ну знаете!
– сурово ответил Филипп.
– Теперь уж вы говорите, как ребенок.

– В нашем мире все - только дети, - сказал Эмполи.
– Но Натали славная девчушка, вся разница лишь в этом.

Они снова замолчали. Натали уже ушла из коридора. Теперь она, должно быть, в своей комнате деятельно готовилась к отъезду: все звонки ко всем слугам звонили одновременно. То, что Натали назвали при нем "славной девчушкой", вдруг открыло Филиппу глаза.

– Что тебя связывает с этой работницей из Клюзо?
– внезапно спросил Эмполи.

– Ничего, - быстро ответил Филипп.
– Этот роман существует только в воображении Натали.

– Значит, она не твоя любовница?

– Конечно, нет, - ответил Филипп.

– Так я и думал... Кто же тогда побудил тебя так яростно выступать против реорганизации фабрики?

– В Клюзо есть известное количество честных мужчин и женщин, - твердо ответил Филипп.
– Эти люди совершенно не похожи на нас, - упрямо продолжал он.
– И я пытаюсь заслужить их уважение.

– Ты имеешь в виду коммунистов?
– спросил Эмполи.

– Да, - ответил Филипп.

– И ты тоже, - сказал Эмполи.
– Мы теперь судим о событиях в зависимости от них, от коммунистов... даже когда по нашему приказу их убивают или сажают в тюрьмы. Ты газеты читаешь?

– Нет, не читаю.

– Ты бы понял тогда, что мы пользуемся их словарем, даже когда затеваем против них крестовый поход. Они уже выиграли битву.

Валерио произнес эти слова самым безразличным тоном, как будто бы он откуда-то издалека наблюдал и описывал забавное зрелище, никакого отношения к нему, Эмполи, не имеющее. И это обстоятельство тоже открыло Филиппу глаза на многое.

– Что вас привязывает к моей матери?
– вдруг без всякого перехода спросил он.

– Здоровье, я имею в виду душевное, - не задумываясь ответил Эмполи.

Очевидно, он не раз задавал себе этот вопрос, потому что тут же заговорил:

– У нее нет ни сердца, ни души. Обыкновенная французская мещаночка, которая упорно, изо всех сил "создает себе положение" и не замечает ничего и никого, кроме поставленной перед собой ближайшей цели. Она совершенно не понимает того, что происходит в мире, ничем не интересуется. Она постепенно и обдуманно подымается по ступенькам общественной лестницы - я пользуюсь ее собственным выражением - и не видит, что ступеньки-то уже давно сгнили.

– Ее отец был банкир, - напомнил Филипп.

– Подумаешь, ардешский Крез!
– усмехнулся Эмполи.

– А при жизни моего отца она была вашей любовницей?
– в упор спросил Филипп.

Но Валерио, не ответив на этот вопрос, продолжал начатую мысль:

– А ты заметил, что, когда твоя мать входит в гостиную, за ней всегда начинают ухаживать самые богатые из присутствующих мужчин?

– Я не посещаю гостиных, - отрезал Филипп.

– Мужчин, которые все могут купить, привлекают холодные женщины, продолжал Эмполи.
– Холодность, когда она достигает такой высокой степени, что исключает всякую мысль о притворстве, - единственный вид гордыни, которая не склоняется ни перед чем. А ведь мужчины постоянно ищут женщину, о которой они могли бы сказать: "Вот мое первое и последнее поражение".

– Оказывается, Натали гораздо больше похожа на вас, чем я думал, произнес Филипп.

Эмполи пропустил это замечание мимо ушей.

– Твоя мать, - продолжал он, - воспользовалась мной, как раньше она пользовалась твоим отцом и дедом. А сейчас она использует мою сестру. Если ей удастся войти в семейство Дюран де Шамбор, она сделает одну из самых головокружительных карьер нашего времени.

Он взял Филиппа под руку и увлек в соседнюю комнату. Там они стали у окна, выходившего в английский сад; отсюда были видны ворота и Лионское шоссе.

– Лет через десять, - вдруг сказал Валерио, - Советский Союз и Китай будут производить стали больше, чем все остальные страны, вместе взятые. Никто не решится на них напасть. Тогда даже в Америке начнется развал... А Эмили будет слишком стара, чтобы начать новую жизнь с народным комиссаром.

Он не отходил от окна и не спускал глаз с аллеи сада. Вдруг он повернулся к Филиппу.

– Но твоя мать до последнего своего вздоха будет пытаться делать карьеру.
– Он улыбнулся и сказал, слегка декламируя: - "Мы усваиваем науку жизни лишь тогда, когда жизнь уже прошла. Сто учеников успели схватить дурную болезнь прежде, чем приступили к изучению взглядов Аристотеля на воздержание".

– Что это?
– удивился Филипп.

– Монтень... Ты разве не читал Монтеня?

– Нет, - признался Филипп.

– "Как, - продолжал Эмполи, - как утолит человек свои желания, которые растут по мере того, как их удовлетворяют? Пока я мыслю о предмете, он удаляется, и мысли уже нет".

Филипп прервал отчима:

– Как по-вашему, она помогла моему отцу отправиться на тот свет?

– Существует немало способов помочь ближнему отправиться на тот свет, ответил Эмполи.