Анита невольно улыбнулась: такая смелость со стороны человека, только что появившегося в партизанском отряде, удивила ее и вместе с тем, что греха таить, понравилась ей.

– Это и есть Улица любви, а Дом любви - здесь, - ответила она в тон ему, показывая на палатку медпункта. Не выдержав, она засмеялась.
– Однако редко кто сюда идет по своей воле.

– А я очень рад... Меня направили сюда на прививку... Вы будете колоть? Хорошо!

– А чего хорошего?

– Как чего? Если вы... Да от вас я все стерплю... Тем более что вы похожи на одну девушку... А может быть, это вы и есть?..

– О какой девушке вы говорите?

– Я видел ее лишь один раз. Когда был в лагере... Я слышал часто... Она так пела "Маму"! Когда я слышу эту песню, всегда ее вспоминаю.

– Значит, вы влюблены в эту девушку?

– Немного. Прошу вас, признайтесь, не вы ли это были?

Анита отрицательно покачала головой.

– У нее были такие же волосы, как у вас...

– В нашем городе у половины девушек русые волосы.

– Тогда спойте "Маму", и я узнаю, кто пел тогда, - шутливо настаивал Аслан.

– А вы забавны, - засмеялась Анита.

– Если так, давайте знакомиться. Аслан.

– Анита.

– Анита?

– Да. Чему вы удивляетесь?

– Красивое имя...

– С этим именем у вас связаны приятные воспоминания?

– Анита - имя известное. Анитой звали жену Гарибальди.

– О, вам известно это?

– Конечно.
– Аслан незаметно для себя отбросил шутливый тон.
– У нас знают и любят народного героя Италии. Мы с детства слышали и читали о нем, имя его произносим с почтением. Знают у нас и о его верной и храброй подруге...

Анита улыбнулась, прищурив глаза. Ее обрадовало, что разговор перешел на серьезную тему. О, этот Аслан кое-что знает!

– Италия - удивительная страна. Она всегда вызывала симпатии. И наш народ всегда получал поддержку и помощь других народов. Мы помним о русской женщине Толиверовой.

– Той, которая помогла бежать из тюрьмы адъютанту Гарибальди Кастелацци?
– подхватил Аслан.
– Гарибальди ценил эту отважную женщину... А вы знаете, что знаменитый русский географ Мечников был его адъютантом? Что его другом был русский писатель Герцен? Что его очень уважали Чернышевский и Добролюбов? Что имя Гарибальди вошло в лучшие советские книги? Хотите, я вам обо всем расскажу?

– Ваша осведомленность меня изумляет. У вас замечательная память. И вы неплохо научились говорить по-итальянски...

Аслан улыбнулся:

– Жизнь всему научит.

– Какой язык для вас легче - немецкий или итальянский?

– Как видите, и по-итальянски я говорю неважно.

– Однако мысли свои вполне можете выражать.

– Очень приблизительно, - усмехнулся Аслан.
– И в такой же степени я знаю немецкий. Но у немцев мы научились сперва таким словам, как "эссен" и "тринкен"* - так требовала жизнь, а в вашей стране мы услышали "аморе"**...

______________

* Эссен - есть, тринкен - пить (нем.).

** Аморе - любовь (ит.).

Анита засмеялась.

– Здешние девушки обворожительны, - добавил Аслан.

– А вы хитрец: ловко перевели разговор на любовь.

– С этого следовало начать. Без любви жизнь лишена всякого смысла.

Долго еще беседовали они тогда то в полушутливом, то в серьезном тоне.

Так началось их знакомство. С того дня Аслан всем сердцем потянулся к Аните. Они стали часто встречаться. Аните - первому на свете человеку Аслан рассказывал о том, что пришлось ему пережить... О военнопленных, о товарищах, о побеге.

О лагере Анита сама расспрашивала довольно часто: ее интерес к лагерной жизни был не случаен, она надеялась узнать о братьях.

Анита доходила в своих расспросах до мелочей. Однажды она поинтересовалась, как кормили пленных.

– Кормили! Смешные вещи вы говорите, Анита, - усмехнулся Аслан.
– Слово "кормили" не подходит к этому случаю. Нам бросали что-нибудь, как собакам. Пленным предоставлялось право самим делить между собой эти жалкие крохи. Как это происходило? А вот так. Скажем, буханка хлеба - не русская, немецкая буханка - выдавалась на пятерых. Кто-нибудь из них резал ее на ровные куски. Были разные способы: отмеряли дольки ниткой, палочкой; под наблюдением голодных товарищей один из пленных священнодействовал вокруг этой несчастной буханочки... Затем пленные садились в круг, один из пятерых отворачивался, а другой, указывая на кусок, спрашивал: "Кому?" Отвернувшийся наугад говорил: "Самеду... Мамеду... Петру... Мне... Тебе". Тут уж никто не обижался, что дележ произведен не так. После раздачи хлеба охранник объявлял: "Сейчас получите суп!" Мгновенно выстраивалась очередь... Повар, не глядя, плескал в котелки - кому жижу, кому гущу... Счастливчики, благословляя удачу, торопились съесть свою порцию... В первые дни, например, удача выпадала тому, у кого сохранился котелок. У многих, конечно, котелков не было... Раз останешься голодным, два - начнешь думать, где взять посудину. Нет ее подставляешь пилотку... Получил свою порцию - вылетай из очереди; зазевался или замешкался - повар тебе половником по башке, а охранник - дубинкой... А суп варили разнообразный: кислая капуста и вода, мерзлый картофель и вода, свекла и вода... Воды особенно много было...

– Да, - тихо проговорила Анита и подумала о братьях.
– Плен, пожалуй, горше тюрьмы.

– Плен - это самое страшное на свете!

– Но какое терпение у людей!
– вздохнула девушка.
– Выжить в таком аду...

– Человек терпелив. Люди, которые раньше не могли и трех дней прожить, чтобы не искупаться, в лагере месяцами не мылись, завшивели, а терпели. Человек - существо удивительное, в трудных условиях приспосабливается ко всему. Даже иногда болеть перестает. Я знаю людей, которые имели катар желудка. Пища, подобная лагерной, убила бы их непременно. А вот не умерли же, выдержали... Что причиной тому? Я думаю, мы все давно были бы на том свете, если бы только терпели. Мы надеялись, и надежда поддерживала нас. Мы верили, мы искали случай вырваться из неволи и попасть к своим... Мы старались не делать ничего такого, что могло пойти на пользу врагам. Были очень осторожны - горький опыт не прошел даром. Когда фашисты спрашивали нас о военных специальностях, они никогда не получали верных ответов. Чтобы не выдать военную тайну, мы прикидывались, что ничего не знаем. Не помогало врали. Не помогало и это - молчали. Поступали, как учит пословица: "Если спросят, видел ли верблюда, ответь, что и следов его не видывал". И вот, бывало, выстраивают нас на плацу. Объявляют: строевикам остаться на месте, поварам - выйти. Весь строй выходит вперед. Комендант орет: "Значит, среди вас нет ни одного строевика? И мы воевали с одними поварами? Ну хорошо, это вам дорого обойдется". И два дня держит нас голодными. Но никто не отступает от своего... Да, ко многому привыкли мы в лагере, лишь к одному не могли привыкнуть - к мысли, что мы в плену...