Автомобиль приближался. Под грузной стеной вала он казался совсем маленьким.

– Да смотри же!..

Подпоручик Морозов дернул меня за рукав.

– Смотри, Брусиловым подписано!

– Где?

Лист бумаги в руках Морозова долго бился под ветром.

– Где?..

– Да подожди ты!

Наконец удалось схватить его за края.

– "В дни, когда польская армия..." - стал читать подпоручик Морозов.

– Эй, подождите!..

– "...обращаюсь я к вам, русские офицеры, вместе со мною воевавшие и на полях Галиции и..."

– Эй, оглохли?
– уже возле нас кричал штабс-капитан Карнаоппулло.- Я приказываю!..- И, вырвав из наших рук воззвание, он вдруг круто обернулся и взял под козырек.

– Смирно!..

Автомобиль мчался уже по дороге под насыпью. В автомобиле сидел генерал Кутепов. Одна рука Кутепова лежала на черной квадратной бороде, другую он держал возле козырька корниловской фуражки.

– Вольно!

– Вольно!
– И, зажав в руке смятое воззвание, штабс-капитан Карнаоппулло пошел вниз по дороге. Длинный шнур нагана спускался до самых его колен.

– Городовой!
– сказал подпоручик Морозов, отворачиваясь.

Поднятая автомобилем пыль медленно подымалась на вал. Подпоручик Морозов заслонился ладонью.

– Скажи, Зотов, а где ты эту бумагу нашел, а?..

– Да не я находил... В восьмой мне солдат какой-то дал.

Говорит, у себя в вещевом мешке нашел, и мно-о-го!..

Солнце уже взошло... Во рву раздевали первых пленных. Около полудня мы перешли ров, обошли Перекоп

и двинулись на северо-восток.

Навстречу нам уже несли раненых. Стрельба вдали становилась чаще и отчетливей.

– Если б туда... на аэроплан, да посмотреть бы!..- сказал поручик Науменко, подымая голову.

– Подожди минутку,- увидишь! Но ждать пришлось часа три.

Три часа 1-й и 2-й батальоны нашего полка лежали в степи.

Было жарко.

– Странно... И справа и слева море, а ветра нет.

– Тень бы какую!..- И, звякнув густо набитыми подсумками, подпоручик Басов медленно повернулся на живот и уткнулся лицом в траву. Фуражка сползла на его лоб, на седой затылок легла трава.

– Поручик, а сколько вам лет?

– А сколько у вас языков, поручик Науменко? Неужели помолчать не можете?

...Аэропланы над нами летели к северу.

– Сюда! Веди сюда!

Какой-то солдат отводил в тыл двух ободранных пленных.

– Эй! Да живо!

Пленных подвели к тачанке генерала Туркула. Наклонив головы и плечи и опустив руки, они стояли неподвижно, и казались низко подвешенными над землей.

– Коммунисты?
– спросил генерал Туркул, свесив над колесом тачанки одну ногу.

Не подымая головы, пленные что-то ответили. Туркул зевнул.

– Веди!
– Потом развернул на коленях карту и зевнул снова.

– ...Сюда! Сюда!
– минут через пять вновь закричал он. И опять подвели пленного, уже босого, в рваной ватной кацавейке и без фуражки.

– Коммунист?

– Черт ма, коммунист!.. Мобилизованный.

Около тачанки собрались солдаты. Туркул вновь что-то спросил. Что - я не разобрал. Солдаты вкруг тачанки гудели.

– Меня это?
– переспросил пленный.

– Ну, а конечно! Не меня же!..

– Могилиным меня звать.

И вдруг, встряхнув кудрями, пленный чему-то улыбнулся. И точно в ответ на улыбку пленного, Туркул засмеялся тоже.

– Могилин?.. В могилу Могилина!
– закричал он, уже захлебываясь хохотом.- Эй, вы там!..

Пленного повели за тачанку...

Подняли нас через полчаса.

– ...Марковцы, говорят, отходят.

– Черт дери!.. Словно как кашу варят...

– Слышите?.. Слышите?..

Мы уже шли через степь. Но вот штабс-капитан Карнаоппулло нагнал роту. Он задыхался.

– Не волнуйтесь, поручик! Все будет исполнено. Патронную двуколку я подтяну ближе. А связь с цепями... Поручик Кумачев даже не обернулся.

Когда 2-й батальон входил в Первоконстантиновку, солнце уже спускалось за края крыш. Крестьян в деревне не было видно. Опять несли раненых. Перевязочный пункт находился возле ворот хаты, около которой остановилась наша рота.

– Сестра! Разрывными?.. Правда?..

– Сестра, вы были в цепи?.. Скажите,- курсанты, наверно?..

Сестра и фельдшер Дышло молча рвали бинты.