– Ну и что же?

– Так почему ж вы?..

– Что почему?
– Она улыбнулась.- Слушайте... Я же, как дочь военного, великолепно понимаю, что не каждый офицер-пехотинец знает, где и как ищут эти пироксилиновые шашки. Но ведь и я этого не знаю... А ехать нужно... Чего ж панику сеять?.. Так?.. Вот и проехали ведь!

Уже стемнело... Едоков и Акимов дремали. В дверь теплушки хлестал ветер.

...Когда брата Жоржа ранили в третий раз, Ксана Константиновна, не сказав об этом больной матери, уехала в Сумы, где, по слухам, должен был лежать ее брат. Но Жоржа она в Сумах не нашла.

– В Бассах, под Сумами у меня жила подруга,- рассказывала Ксана.- Мама думала - у ней я, а я уехала на фронт, полагая отыскать батарею Жоржа, справиться. Но тут все завертелось, закружилось... Я на Бассы, а там никого... Ни подруги, ни ее родителей, ни даже сторожа... такого седого-седого,- прямо дед рождественский!.. И куда этот потащился? Ну, ладно. Я, значит, снова на вокзал. Справа гремит... Слева... Паника... Я вскочила на бронепоезд, кажется на "Неделимую". А под Харьковом пришлось соскочить. Офицеры приставали... Ну, а теперь с вашими "Максимками"... Вот и все!..

"Поезд" замедлил ход.

Молодой капитан, начальник бронепоезда "Казак", волновался:

– Но ведь вы стоите перед самым моим носом! А если красные?.. Ведь нельзя же допустить, чтоб пред самым бронепоездом болтался какой-то сортир!

Я возражал развязно. Думал: так крепче!..

– Я, капитан, не имею ровно никакого желания болтаться. И, если здесь разъехаться невозможно, надо податься назад, на станцию, где, маневрируя, можно разойтись. Не так ли?.. Ведь, кажется,- логика?.. Теплушку же и мой паровоз я сбрасывать под откос не разрешаю. Силой? Пожалуйста!

– Но вы офицер?.. По-дать-ся?.. Назад?.. Бронепоезду, прикрывающему отступление?.. Вы понимаете, что говорите?

– Понимаю и отвечаю. Конечно!.. Ведь непосредственно за нами красных еще нет. Итак, капитан?

В досаде капитан развел руками. Я отвернулся.

На станции толпились корниловцы 1-го полка.

– Поручик!
– уговаривал меня какой-то офицер с выпавшими звездочками на погонах.- Отдайте пулеметы нашему полку. Под расписку, поручик... Конечно, под расписку... Не все ли равно? Ведь дроздовцы еще до Харькова свернули на Мерефу и пошли по линии Южной дороги. Искать их на Северо-Донецкой? Ах, так?.. Бросьте, поручик!.. Теперь?.. Теперь пробираться на Южную? Сны весны, поручик, какая ерунда!.. Вы, кажется, не в курсе... А смотрите,- и корниловец показал на бронепоезд и на наш маленький, упершийся в него паровоз,- действительно, вы связываете действия "Казака". Ваше еще счастье, что он не сбил вас, когда вы подъезжали. Мы и так на вокзал повысыпали: это еще кто прет? Ведь "Казак" вышел последним. Отдайте пулеметы, а ваш ковчег Ноев...

Но я не сдавался.

– Дроздовцы, господин поручик, полку своему не изменники!
– подошел к корниловцу черный от угля и масла Лехин.- Мы, господин поручик, из-под самых...

– Сбросить их - и кончено!
– глухо говорили корниловцы в кольце вокруг нас.

– Бабу везут!..

– Ишь, бардак на колесах!..

– Дро-о-здовцы!

С обеих сторон путей уже подымался едкий зимний туман. В окне вокзала зажгли свет. Потом свет вновь пропал. Очевидно, окно завесили.

Рассерженный упрямством капитана, я молча курил папиросу.

– Поручик, на пару слов!
– кивнул мне вдруг какой-то штабс-капитан, со значком "Ледяного похода".

– С великим удовольствием.

– Так вот, слушайте...

И он отвел меня в сторону.

Вскоре в мою теплушку грузили мешки с сахаром. Потом подвели двух волов. Долго, гикая и крутя хвосты, подымали их по качающимся доскам. Доски разъезжались.

– Не верю, что полковые...- сказал я Ксане, сдвигая пулеметы в один угол теплушки.- Ну, да все равно! Но что вы скажете про это соседство!

Ксана ничего не ответила. Обернулся Едоков.

– Ничего, господин поручик! Они нам заместо печей будут. Ведь теплом дышат... Эх вы, ми-и-и-лые!

Опустив до копыт морду, в теплушку подымался уже и второй вол. Едоков тянул его за петлю, брошенную на крутые выгнутые рога.

– Эх ты-и! Ми-и-и...

Корниловец-первопоходник торопился. Торопился и начальник бронепоезда, с которым, как первопоходник и обещал, ни споров, ни прений больше не было.

Через полчаса мы тронулись. "Казак" шел перед нами. На следующей станции нам удалось разъехаться.

"Казак" пошел назад.

Лехина на паровозе сменил Едоков. Едокова - Акимов.

– Мороз, господин поручик. И ветер...

– Теперь я пойду,- сказала Ксана, взявшись за мою винтовку.

– Куда это?.. Нет уж, простите!
– И я осторожно забрал у ней винтовку.

Было темно. В темноте я видел, как вкруг лба Ксаны бились освободившиеся из-под шапочки волосы. Ксана стояла, прислонившись к ребру открытых дверей, и смотрела на бегущие черно-синие, снежные дали.

Мы приближались к Змиеву.