* * *

Меня потребовал к себе командир дивизии. Он жил в ближайшем от переправы доме. Немолодой генерал с детскими глазами и суровыми складками морщин, расходящимися от ноздрей к уголкам рта. Я представился.

– Ладно уж, садись, чайком побалую.
– Он подкладывал мне удивительно вкусные шаньги, и я их умял, наверное, с дюжину.

– Начнем переправляться на два часа раньше. Так, подполковник?

– Это невозможно, товарищ генерал. Только по графику, утвержденному начштаарма.

– Слепой, что ли? График, график, но и голова на плечах. Небо шашкой не проткнешь!

– Километрах в девяти севернее на небе голубые окна.

– Ерунда. Имей в виду: приказ командирам частей мною уже отдан.

– На переправе до семи вечера будет обычное движение.

– Смотри, я, брат, могу и руки скрутить, ежели нужда заставит!..

Небо и вправду низкое, чуть ли не за береговые кручи цепляется. Может, генерал и прав, желая выгадать по крайней мере часа два времени?

Я послал дежурного офицера на разведку. Полчаса спустя его мотоцикл затормозил возле меня.

– В районе Херхецсанто небо высокое. С поста воздушного наблюдения есть рапорт: над поселком четыре часа висела немецкая "рама".

– Действовать по боевому расписанию. Всем по местам.

Филипп Казимирович, широко зевая, спросил:

– Ты, брат, не успокоился ли? Погляди повыше. Замечаешь?

– Колонна грузовиков с пушками!
– ахнул я.

– То-то!.. Ты уж сам сегодня, лады?

Между деревьями я увидел первый "студебеккер". В кузове - солдаты, на прицепе - тяжелая гаубица. Все это, тормозя, ползет к нам. Из-за левого борта тягача выскочил "виллис", скользнул по склону. Высокий худощавый полковник крикнул из машины:

– Эй, как переправа?

– В полном порядке.

– Поднимай шлагбаум, ручаюсь, в один заход часть моя будет за рекой.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Ваша часть будет переправляться согласно графику в четыре часа утра. Прошу убрать колонну с дороги.

Он спрыгнул на землю, дернул головой точно от удара.

– Сроду такого сукиного сына не видел! Я старший по званию и действую по приказу комдива.

– А я - по приказанию начштаарма генерала Валовича.

Полковник щелкнул пальцами, отвернувшись от меня, махнул рукой колонна загудела мощными моторами, заглушив ревущий бег Дуная.

– Группа оперативная, к бою!
– скомандовал я.
– Предупреждаю: буду стрелять по скатам!

Полковник задыхался от бешенства.

– Ты, мать твою...
– Его словно вылинявшее на глазах лицо передернуло судорогой.

– Освободите дорогу, и немедленно, - потребовал я.

Не знаю, что подействовало - то ли моя сдержанность, то ли решительный вид автоматчиков, готовых исполнить приказ, но полковник перекрестил над головой руки, и машины, разворачиваясь, стали удаляться от переправы.

Ну и ну! Сколько же будет таких наскоков, и хватит ли у меня выдержки?

Нещадно сек нас дождь, вымокли, грелись неразбавленным спиртом. Я ни на минуту не отлучался от шлагбаума. Из ночи вдруг выныривали какие-то подразделения, о которых в графике не было ни единого слова, и прорывались на переправу. На середине реки неожиданно застряла машина-фургон. Техник-лейтенант божился и клялся, что через десять минут он тронется с места и - аллюр три креста - будет за Дунаем. Филипп Казимирович залез под кузов. Выскочил с такой поспешностью, будто вытолкнули его.

– Шляпа-мордоляпа, техник-мошенник!.. Да твой драндулет и руками не вытолкнешь на берег, хоть ротой толкай. Это точно, Константин Николаевич!..

Вот-вот подойдет гаубичный полк с нервным полковником. Не дай бог задержать его хоть на полчаса!..

– Толкай, сопляк, башку твою в бочку!
– панически кричал техник-лейтенант на водителя.

– Дежурный, вызвать комендантский взвод и сбросить эту гробницу в Дунай!.. Лейтенант, а тебе десять минут на эвакуацию того, что сможешь эвакуировать, - приказал я.

– Это же для меня смертоубийство, - захныкал он.

Машину подняли на руках, и она с громким всплеском исчезла в реке.

Техник-лейтенант, чуть не плача, умолял:

– Дайте мне официальный документ. Я материально ответственное лицо. Долго надоедал мне, пока не взял его на себя Филипп Казимирович.

Прошли считанные минуты, и гаубичный полк РГК вступил на переправу.

Перед рассветом, когда наступила небольшая пауза, ко мне на "опель-адмирале" подъехал генерал, угощавший шаньгами: