– А шиша не хочешь?
– Казаков с силой швырнул на стол финку, которую держал в руке.

Капитан Алмазов, словно статуя - гвардейского роста, плечистый, - сжав губы, смотрел на нас. Я спросил у него:

– Вы на какой машине пойдете?

– На четвертой.

– И я с вами.

– Красуешься, сукин сын! Вон из землянки!

Мы ждали. Я знал: генерал связывается с командующим и требует отмены решения. Только напрасно.

Прошло десять минут.

– Ждите меня здесь.
– Я пошел в генеральскую землянку.

Казаков, опустив голову, не глядя, сказал:

– Бери хоть всю дивизию...

– Нужны две полные роты, взвод автоматчиков, одна иптаповская батарея.

– Какого черта торчите перед глазами? Идите, идите!..

* * *

Марш начался в два часа тридцать минут. Никогда не пойму, как можно было пройти по узкой дамбе этим мощным орудиям на собственном ходу и на большой скорости. Я находился в состоянии человека, летящего в пропасть и не знающего, что: его там ждет: спасительная вода или хаос вулканических пооод...

Потерял счет времени. Казалось, шли мы целую вечность, только потом узнал, что одолели дамбу за какие-нибудь девятнадцать - двадцать минут. Алмазов орал, ругался. Самоходка то качалась из стороны в сторону, то прыгала по-козлиному.

– Ур-ра! Вперед, ур-ра!!!

Я увидел угол кирпичного здания, потом промелькнула маятником качающаяся доска с надписью: "Batiсa". Самоходка подняла передок. Куда-то проваливаясь, я ударился обо что-то, и весь грохот боя как ножом срезали...

...Качается низко над головой полуовальная крыша с горящей лампочкой посередине. Я лежу на носилках, рядом усталый, небритый мужчина в белом халате и шинели, накинутой на плечи. Подремывает.

– Где я?

Фельдшер шевелит губами, глядя на меня.

– Громче!

Он широко раскрывает рот, наклоняется ко мне, но я ничего не слышу ни его голоса, ни шума мотора, хотя понимаю, что меня куда-то везут и санитарную машину подбрасывает на ухабах.

– Напишите!

Фельдшер закивал головой, из планшета вытащил блокнот, быстро что-то написал карандашом, подал мне. "Вы легко ранены и контужены".

– Станцию взяли? Где наши, на высоте?

Отрицательно покачал головой, но руками изобразил обхват, а потом все перечеркнул пальцем.

– Хана фрицам!
– понял я по движению его губ. Он приложил палец к ним, как делают матери, укладывая спать малышей, требуя молчания и тишины.

40

Занесенный снегом фольварк из красного кирпича, с башней, возвышающейся над сосновым бором, удобно стоял на краю плато, глядя окнами на простор Печского угольного бассейна с терриконами, меж которыми застоялась дымная пелена, не пробиваемая слабеньким зимним солнцем. Ветер с той стороны приносил сырой угарный дух. От налета угольной пыли тускнело оконное стекло в моей роскошной, с рогатым светильником и охотничьими трофеями на стенах палате. Словно наступали сумерки. К счастью, чаще набрасывались северо-восточные ветры, приносившие яркость дню, прохладу звездным ночам.

Я жил в тишине и ее боялся. Со страшной медлительностью тащилось время. Засунув руки в карманы шинели, до бровей напялив ушанку, сидел, уединившись, под башенными часами - там было нечто похожее на нишу. Глядел на дали, зачастую ни о чем не думая, никого не вспоминая. Из сомнамбулического состояния выходил лишь тогда, когда распахивались ворота армейского госпиталя и на площадке у парадного входа останавливались санитарные машины.

Выносили раненых. Я ничего не слышал, но всем своим существом хотел понять, что происходит на переднем крае.

Поступали, как правило, с осколочными ранениями, - значит, фронт не двигался, но жил активно и артиллерийская дуэль не смолкала.

В тишине ушел в небытие декабрь, наступил новый год, сорок пятый. Мы встречали его с елкой в большом парадном зале. Я, со всеми вместе осушив бокал трофейной шипучки, забился в уголок и смотрел, как веселилась молодежь. Сестры-красавицы и выздоравливающие кружились в вальсе под аккордеон.

Незаметно ушел в палату, пробовал читать. Не читалось. Думал о том, где сейчас мои близкие, друзья, боевые товарищи. Вошел капитан, лечащий врач, с двумя полными бокалами. Подал мне записку: "С Новым годом, товарищ полковник. Мой подарок: вы будете слышать! Медленно, но верно слух возвратится к вам - таково заключение фронтового профессора-ларинголога. Поздравляю".

Утром солдат на мотоцикле доставил мне пакет и посылку. Военный совет поздравлял с Новым годом. В посылке - коньяк, папиросы, носовые платки и... шпоры. Улыбнулся - это от генерала Валовнча.

Шел последний день января. Проснулся, как обычно, в семь утра, побрился, умылся. Вышел из палаты и... замер: издалека, очень издалека, будто сквозь ватные тампоны, пробивались удары набата: бом, бом... Сердце запрыгало. Приставил ладони к ушам, стало громче: бом! бом! бом!

– Капитан! Капитан!
– Я в три прыжка одолел лестницу, ведущую на второй этаж.
– Капитан! Я слышу! Слышу, я слышу... Товарищи, я слышу!..