В одной из московских квартир шумный дух облюбовал себе в хозяйки одиннадцатилетнюю Наташу. Случилось это в октябре 1988 года и продолжалось, по крайней мере, до лета 1991-го. Чего там только не происходило, разве что, к счастью, самовозгорания отсутствовали. Однажды было совершено около двадцати покушений на меня и мои вещи. Однако злостное хулиганство невидимого деятеля почти прекратилось, когда с ним стали переписываться. Это был Оникс. Он сам себя так назвал. Этот дух родился где-то между Псковом и Ленинградом, судя по сведениям, содержавшимся в посылаемых и подписываемых им записках. Оникс пояснил, что Наташа больна, ему же предназначено ее лечить: вода, что появлялась первое время в доме, - это лекарство, которое должна была пить Наташа. А они выливали ее в унитаз! Поэтому-то он и разбушевался - из-за их непонятливости… Но теперь все будет по-другому.

Оникс, по словам Наташиной бабушки, стал предупреждать записками, когда и чем девочка болеет. Все сбывалось, в том числе и сроки выздоровления. Тут же в записке указывалось, где стоит "лекарство": в каком-нибудь сосуде оказывалась налита светлая, тяжелая, как бы вазелиновая, жидкость. Сначала опробовали на себе - остались живы. Потом стали давать Наташе. Лекарство было на редкость эффективным. Как-то Наташа сильно ушиблась - до синяка и болей. Тут же "пришло" около 30 граммов этого жидкого лекарства. Потерли ушибленное место, а наутро - ни синяка, ни болей.

13 июля 1991 года - день рождения Наташи, ей исполнялось четырнадцать лет. Оникс забеспокоился за день до того. Примерно в пять часов вечера - записка: "Завтра утром водку ни пить т. к. может что то произойти! А если выпьете, пеняйте на себя я Вас предупредил. Пейте на здоровье. 14 июля утром хоть сразу 2 бутылки. Оникс". Потом те две бутылки исчезли.

"Завтра утром водку не пить…"

14 июля 1991 года в 21.00 появился отрывной листок бумаги, исчерченный девятью православными крестами. Это было воспринято как знак смерти Оникса. В 21.20 появился такой же листок с надписью: "Оникс погиб Какакис"'.

Напоминает фразу "Казнить нельзя помиловать", но у шумных духов с грамотностью иногда бывают еще большие нелады.

До этого Какакис, а также Писонис подменяли собой Оникса, когда тот "улетал". Теперь остались только они двое. Действие продолжалось.

Несколько раньше, в самом начале 1990 года, вспышка полтергейста обрушилась на дом семьи, что жила в одном из сел под городом Николаевом на Украине.

Все началось с того, что виновник событий - озорной заводила, девятилетний Саша, перед самым Новым годом разрушил взрывпакетом дымоход в одном из пользующихся дурной славой пустующих домов села. Вскоре дома у Саши начались перемещения мелких предметов, непонятные стуки и шорохи. С 5 февраля - самовозгорания. Но еще до этого стали появляться записки - на разных листах бумаги, иногда вырванных из Сашиных тетрадей. Записки неграмотные, корявые, на смеси русского и украинского языков, нередко - сплошная нецензурщина. Их содержание брань, угрозы, предупреждения, нелепые с точки зрения посторонних требования, а также вымогательства. Иногда вместо С писалось S.

Одно из главных требований - починить разрушенный Сашей дом: "Заложить дымоход, убрать сквозняки и разрисовать крышу". Пошли ремонтировать: отца Саши на крышу не пустила "незримая сила", сосед упал вместе с лестницей и сломал руку. Второму соседу ничто не мешало, он стал беспрепятственно складывать кирпичную трубу дымохода, но некоторые кирпичи почему-то падали вниз, да с таким грохотом, что казалось: обвалилась вся крыша.

Как-то, когда мать Саши обедала на кухне, на стол упала записка: "Пока ты здесь ешь, там у тебя все горит". Она побежала в другую хату - а там полно дыма, на кухонном столе навалены вещи, край стола и все, что на нем, горит. Усадила Сашу на скамейку перед домом, его дважды сбросило на землю. Позвала к Саше соседей, сама побежала тушить огонь, А Сашу при соседях что-то приподняло, унесло

ров на пятнадцать и уложило на землю, руки сведены судорогой, во рту закушена палка. Его подняли, усадили, растерли руки. Но повторилось то же самое: опять его что-то приподняло и отбросило, руки заломлены назад и скрючены, ноги сплетены, в зубах палка.

Саша стал раздражительным, грубым, капризным. Обзывал родных, требовал отстать от него, дрался, дергал их за волосы, плевался. Часто прятал голову под подушку, что-то бормотал, разговаривал с каким-то "дядей". Однажды стал метаться: его, мол, зовет "дядя". Вырвался, выбежал из дома и помчался по дороге. На бегу сорвал с себя и бросил пальто, шапку, пиджак. Бежал так быстро, что нельзя было догнать. Сели в машину, догнали лишь через полтора километра. Один из мужчин схватил Сашу, но тот с какой-то неимоверной силой вырвался и вновь стал убегать. Еле поймали и успокоили.

Соседка, шестидесятипятилетняя Зинаида Прокопьевна, решительно требовала реабилитации: в одной из записок объявлено, что все это "наслано" ею.

Тем более что незадолго до того, как все началось, она поссорилась с бабушкой Саши: обменялись проклятиями, пожелали друг другу всяких неприятностей. В той записке она была названа "тетка Зина". Зинаиде Прокопьевне обидно: "Еще не хватало, чтобы всякие там черти у меня в племянниках ходили!"

Графологическая экспертиза семи записок установила, что пять из них написаны почерком Саши, две - его деда. "Шалят старый и малый!" решили мудрые эксперты…

Весьма своеобразный сюрприз получила семья, в чьей временной квартире я остался в ночь на 12 апреля 1990 года, испытав тогда жуткое чувство ужаса. Вечером 19 апреля с главой семьи на старой квартире встретился А. А. Шлядинский, с тем, чтобы провести ритуал изгнания нечистой силы. Едва он приступил к действиям, как позвонила жена главы семьи, она с сыном была на новой, временной квартире. Именно сейчас, сообщила она, загорелся рулон туалетной бумаги; в одной из комнат (в той, где ночевал я) на стенах выложился крест из металлических булавок, а пол оказался усыпан 59 прямоугольными обрезками бумаги с одним и тем же телефоном: 365-06-01.