На следующий день рано утром Илларион ушел по своим монастырским делам. А в это время дьявол, отдавая справедливость теплоте молитвы Илларионовой, держал речь перед богадельными бабами: "Как же хорошо монах этот перед Богом живет! Когда же перед Иисусом и Марией в акафисте он (то есть Илларион) стал плакать, то сильно испугал и опалил меня, как огнем, и, не стерпев, я вон убежал. А когда он начал в потемках молиться, я застучал крепко. Но он отнюдь не устрашился и учеников своих подтвердил не бояться. Я же черным котом под колени ему подскакивал и мешал ему много раз, хотел его разгневить и от молитвы отвесть, но не смог". Все это он говорил, сам оставаясь невидимым.

После этого дьявол стал забавляться качанием старухи в детской зыбке: только она положила младенца в люльку, как он, невидимо его выхватив, взял и так же невидимо саму старуху положил в ту же люльку, тряся ее и приговаривая: "Люли, баба, люли, дурная!" Но когда Илларион возвращался и уже приближался к богадельне, дьявол, оставив старуху в покое, сказал: "Тот монах возвращается, тошно же мне будет от него!"

Преподобный, придя в богадельню и облекшись в ризы, начал водосвятие. Дьявол же вновь стал вопить всякие нелепости. А еще начал большими белыми камнями бросаться! От стука тряслись все столы и чаши. Но камни не наносили Иллариону вреда, они падали ему под ноги - по бокам, спереди и сзади. Преподобный не испугался и продолжал водосвятие. Дьявол же кричал: "Еще ли ты расплакался, монах! Иди ко мне, я с тобой разделаюсь!"

Освятив воду, преподобный взял крест в леву" руку, кропило в правую и, окропив святые иконы, пошел туда, откуда слышались нелепые вопли дьявола. "Где ты, враг всякой правды, - обращался к нему Илларион, - я раб Господа моего Иисуса Христа, за нас, грешных, на кресте распятие претерпевшего! От Его имени борюсь я с тобою! Изыди же, окаянный и нечистый!" И стал Илларион : повсюду кропить - на печи и на полатях, на лавках и под лавками, не оставив ни одного неокропленного места. Тогда дьявол умолк и от страха скрылся на целых три дня.

Через три дня он вновь объявился и принялся кричать богадельным бабам: "Как же хорошо монах этот перед Богом живет! Мне невозможно приблизиться к нему! Как огнем палит от него!" Когда же - откуда-то пришел преподобный, дьявол вновь стал вопить и кричать, но не так дерзко, как раньше: он стал изнемогать и говорил уже "немоваго".

Далее в "Житии" приведен состоявшийся в тот же день любопытнейший диалог между Илларионом и дьяволом:

–  Все еще бесстыдствуешь, окаянный? Заклинаю тебя именем Божьим, поведай мне, где ты был в прошедшие три дня? И когда я освященной водой кропил, где ты скрывался?

– Когда ты кропил водой, я в то время под одеждой на шесте сидел. А когда там не усидел, перескочил на шесток, а ты и там забыл покропить, и я на нем до сих пор отдыхал сидя".

– А каменье белое где берешь?

– В Белом городе беру.

– Как твое имя?

–  Имя мое Игнатий, княжеского рода, однако же я еще во плоти. Меня мамка послала к демону, и демоны меня сразу взяли.

Преподобный, закляв дьявола именем Божьим, поредел ему уйти оттуда. Дьявол же ответил:

–  Отсюда уйти не могу. Я сюда прислан, не сам пришел.

–  Изыди, проклятый!
– воскликнул в конце концов Илларион.

После этого дьявол стал вести себя не столь дерзновенно, умолк и начал утихомириваться. Всего же, согласно "Житию", боролся Илларион с дьяволом пять недель, и мало-помалу дьявол исчез совсем.

Шумные духи всегда любили вешать людям "лапшу" на уши.

В богадельне вновь воцарилось относительное спокойствие.

Отец Марк сообщил и некоторые другие интересные подробности, отраженные в "Житии". Так, однажды мимо богадельни шли жившие в ней монахини. И стали они под окнами читать заклинательные молитвы. Дьявол же закричал .на них громким и дурным голосом, сильно застучал, как бы устремившись к ним, обозвал их пьяными свиньями: "Не меня ли изгнать хотите?" Монахини, сильно испугавшись, не ударит ли их окаянный, быстро отбежали от окон, и пошли "в дома свои ужасные".

Начали как-то две богадельные бабы между собой сильно ссориться - уж больно много вещей стало у них пропадать. А дьявол и говорит: "Одна отдай мыльце, а другая - свиное рыльце!" "Житие" комментирует: "Вот окаянный! Сам вор и их тому же научил. А потом обеих в том воровстве и обличил!"

И еще один эпизод. Как-то монах Иосиф спал на полатях, забыв перед сном перекрестить лицо. Дьявол же дерзнул поцеловать его в уста и закричал, чтобы и преподобный услышал:

"- Я поцеловал в уста дьякона вашего, что на полатях лежит, долгие волосы, однако студеные же губы у него!

–  Как смел ты, окаянный, так дерзнуть!
– воскликнул Илларион.

–  Увидел, что не перекрестившись спит, того ради и небоязненно приступил к нему, - ответствовал дьявол".

Что оставалось преподобному? Пожалуй, таинственное, что он и сделал: объявил, что лже окаянный, не ведая, какого кто чина: Иосиф не дьякон…

Как бы то ни было - добился-таки Илларион успеха, изгнал того дьявола. Но на всякий случай пожил еще целых десять недель в богадельне и только