Шрифт:
– Еще, - прохрипел Уилл.
Его отнесли на катер, положили на узкое кормовое сидение. Один из матросов подоткнул ему под голову пробковый спасательный жилет.
– Срочно доставьте его на судно, - сказал Кравцов старшине по-английски.
– Вы понимаете меня?
– Да, сэр.
– Сдайте мистера Макферсона врачу и возвращайтесь сюда.
– Да, сэр.
Катер отвалил от причала. Кравцов постоял немного, глядя ему вслед. "Уилл, дружище, - думал он с тревогой.
– Я очень к вам привык. Уилл, вы не должны... Вы же крепкий парень..."
Только теперь он заметил, что солнце уже клонилось к западу. Сколько же часов провели они на плоту?.. По небу ползли облака, густые, плотные, они наползали на солнце, зажигались оранжевым огнем.
Духота мертвой хваткой брала за горло. Кравцов надвинул шлем и вошел в кабину лифта. Потом, медленно идя в шуршащем скафандре по верхней палубе, окутанной паром, он испытал странное чувство - будто все это происходит не на Земле, а на какой-то чужой планете, и сам обругал себя за нелепые мысли.
Он подошел к серо-голубым фигурам - они все еще делали замеры на отметке 75 - и услышал обращенный к нему вопрос Морозова, и ответил, что отправил Макферсона на судно.
Морозов был чем-то озабочен. Он сам проверил показания всех приборов.
– Резкий скачок, - пробормотал он.
– Поехали дальше. Держаться всем вместе.
Они двинулись, локоть к локтю, толкая перед собой тележку, на которой стоял контейнер с маятниковым гравиметром. Остальные приборы несли в руках. Джим разматывал рулетку.
Они не прошли и пятнадцати метров, как вдруг тележка сама покатилась по рельсам к столбу.
– Назад!
– ударил в уши голос Морозова.
Люди попятились. Тележка с контейнером катилась все быстрее, влекомая загадочной силой. Облако пара поглотило ее, потом она снова вынырнула в просвете. Там, где кончались рельсы, она взлетела, будто оттолкнулась от трамплина, мелькнула серым пятном и исчезла в клубах пара.
– Вот она!
– крикнул Чулков, тыча рукавицей.
На высоте метров в двадцать между рваными клочьями пара был виден столб, бегущий вверх. Он уносил контейнер, а чуть пониже к нему прилепилась тележка... Вот они скрылись в облаках...
Люди оторопело смотрели, задрав головы.
– Тю-тю, - сказал Чулков.
– Теперь ищи добро на Луне...
Джим бормотал проклятия.
А Кравцов чувствовал страшную усталость. Каменной тяжестью налились ноги. Скафандр весил десять тонн. В висках стучали медленные молотки.
– На сегодня хватит, - услышал он голос Морозова.
– Пошли на катер.
18
– Хочешь чаю?
– спросила женщина.
– Нет, - ответил Уилл.
Он лежал в своей каюте, сухие руки с набухшими венами вытянулись поверх голубого одеяла, - руки, сжатые в кулаки. Лицо его - загорелое и бледное одновременно, - было неподвижно, как лицо сфинкса. Нижняя челюсть, обросшая седой щетиной, странно выпятилась.
Норма Хемптон сидела возле койки Уилла и вглядывалась в его неподвижное лицо.
– Я бы хотела что-нибудь сделать для тебя.
– Набей мне трубку.
– Нет, Уилл, только не это. Курить нельзя.
Он промолчал.
– Теперь тебе не так больно?
– Теперь не так.
– Три года назад ты никогда не жаловался на сердце. Ты изнуряешь себя работой. Ты забираешься в самые гиблые места. За три года ты и трех месяцев не провел в Англии.
Уилл молчал.
– Почему ты не спросишь, как я очутилась в Японии?
– Как ты очутилась в Японии?
– спросил он бесстрастно.
– О, Уилл!..
– Она прерывисто вздохнула и подалась вперед.
– Не думай, пожалуйста, что мне хорошо жилось эти три года. Он оказался... Ну, в общем, в июне, когда освободилось место корреспондента в Токио, я попросилась туда. Я ушла от него.
– Ты всегда уходишь, - сказал Уилл ровным голосом.
– Да.
– Она невесело засмеялась.
– Такая у меня манера... Но вот что я скажу тебе, Уилл: мне очень хочется вернуться.
Он долго молчал. Потом скосил глаза, посмотрел на нее.
– Ушам не больно?
– спросил он.
– Ушам?
– Да. Слишком тяжелые подвески.
Норма невольно тронула пальцами серьги - большие зеленые треугольники с узором.
– Я узнала из газет, что ты здесь, на плоту, и поняла, что это мой последний шанс. Я телеграфировала в редакцию и отплыла на "Фукуоке".
– Уйди, - сказал он.
– Я хочу спать.
– Ты не хочешь спать. Мы уже не молоды, Уилл.
– Голос женщины звучал надтреснуто.
– Я бы набивала тебе трубку и сажала розы и петунии в цветнике перед домом. Хватит нам бродить по свету. Мы бы проводили вместе все вечера. Все вечера, Уилл... Все оставшиеся вечера...