Шрифт:
Находясь на воле, Этьен по эгоизму, такому естественному для каждого свободного человека, не так–то часто думал о революционерах, своих современниках, томящихся в фашистских застенках, изредка вспоминал то об одном, то о другом. А ныне он обращался памятью и сердцем к Антонио Грамши, томящемуся где–то в заточении одновременно с ним, к Эрнсту Тельману, который страдает в одиночке с начала 1933 года, к группе венгерских коммунистов, сидящих в тюрьме чуть ли не с 1925 года, и ко многим другим. Он ощутил себя в одном строю со всеми узниками–коммунистами, своими единомышленниками и товарищами по духу. Это придавало ему новые силы, воодушевило и наполнило гордостью.
Он так долго воюет в разведке, один–одинешенек послан он в поиск на долгие годы. А в римской «Реджина чели», переполненной коммунистами, антифашистами, он оказался в одном ряду с боевыми товарищами, хотя и не имел права никому из них в этом сознаться.
Вечером, когда после приговора Кертнера привезли из Особого трибунала по защите фашизма, в стены его камеры стучали беспрерывно. Все волновались, все спешили узнать, каков приговор.
И, едва освоив «римский телеграф», он отстукивал своим заочным товарищам: «двенадцать лет, двенадцать лет, двенадцать лет…»
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
55
Новая тюрьма Кастельфранко дель Эмилия резко изменила положение Конрада Кертнера. После приговора он потерял свое имя, фамилию и получил тюремный номер 2722.
Он весело улыбнулся, вспомнив свои визитные карточки на глянцевом белоснежном картоне; пакет принесли в «Эврику» из типографии накануне ареста. Он положил тогда в бумажник одну–единственную карточку, которую на допросе с вежливой насмешкой вручил следователю–коротышке. Все остальные лежат в его комнате нетроганые и на много лет никчемные. Ему в пору заказать себе новую визитную карточку: «Узник No 2722, тюрьма Кастельфранко дель Эмилия, текущий счет в тюремной лавке под тем же номером».
Его раздели донага, обыск был тщательным. Рылись не только в одежде и белье — по всему телу шарили грубые, холодные руки. Одежду отобрали и выдали тюремную робу, серую в коричневую полоску. Его наголо остригли, а он еще долго по привычке проводил рукой по волосам.
Первые сутки его, по тюремному распорядку, продержали в одиночке.
Он прилежно обстукал одну стену — молчание, другую — безвестный сосед торопливо ответил ему. И в этой тюрьме знают «римский телеграф»! И в этой тюрьме он не чувствовал себя безнадежно одиноким!
Он подбежал к окошку и крикнул из всех сил:
— Понял! Я понял!!!
Загремел засов, проскрипела дверь, появился уже знакомый Этьену тюремщик — горбоносый, брови торчат двумя кустиками, черные глаза сверлят насквозь, но беззлобно. Он протянул кувшин с водой.
— Номер двадцать семь двадцать два! У нас кричать не положено. Вы можете получить карцер, а я из–за вас — выговор от капо гвардиа… Вода питьевая.
— Двенадцать лет, — Этьен склонился над тазом и выплеснул всю воду на голову. — Когда же я увижу нашего любимого дуче? Двенадцатого декабря 1948 года. Ай–яй–яй… Осталось четыре тысячи сто двадцать два дня, не считая сегодняшнего. А если амнистия королевской милостью? Скостят годика три. Сорок пятый год.
— У нас в Сицилии говорят, что домашние расчеты с базарной ценой не сходятся.
— А если сбегу на половине срока? Уже сорок второй год. Если еще раньше?
— Должен вас огорчить, но из тюрьмы Кастельфранко дель Эмилия никто не убегает…
В тот же день Этьен узнал, что ему предоставлено право тратить в тюремной лавке пять лир в день, не больше. Газеты, журналы и почти все книги стали запретными. Посылки он сможет получать два раза в год — на пасху и на рождество.
Но — от кого?
После суда компаньон Паганьоло заявил адвокату Фаборини, что отныне судьба Кертнера его не интересует; он прекращает всякие хлопоты.
Во время следствия и суда Фаббрини выступал как защитник по назначению, но после приговора его функции окончились.
Кто же теперь позаботится о судьбе заключенного?
Гри–Гри запросил Москву:
«Какого адвоката нанять для дальнейших хлопот? Можно нанять знаменитого. А можно нанять адвоката подешевле, того, который защищал Этьена на суде».
Ответ гласил:
«Лучше того, кто уже знаком с делом».
Гри–Гри жалел, что телеграмма подписана не Стариком, даже не Оскаром, а Ильей, сотрудником, которого Гри–Гри недолюбливал. Может, Илья руководствуется желанием сэкономить деньги? Или там, в Москве, довольны ролью адвоката в ходе следствия, суда и не видят оснований отказываться от его дальнейших услуг?
Гри–Гри оставалось только ломать голову.
Через посредство Тамары — Джаннины он связался с адвокатом Фаббрини. Выяснилось, что доступ в тюрьму и разрешение на свидание с Кертнером не аннулированы. Значит, надо воспользоваться еще не утратившим силу разрешением! Может, удастся заполучить копию приговора? Лишь с копией приговора на руках адвокат вправе продолжать хлопоты.