Кровавая суббота на Желтых Водах стала как бы отмщением за мой Субботов, хотя об этом я не думал тогда. Только один день и одна ночь понадобились, чтобы родился целый народ и его муж державный. Я, Богдан.

В воскресенье утром мы уже знали, что победили. От грозы остались разве лишь рвы, пропаханные дождевыми потоками, да полегшие травы, а небо смеялось солнцем и бездонной голубизной, казаки радовались, гремели из самопалов, пели песни, играли на кобзах, катались колесом и резвились кто как мог.

В шляхетском лагере все словно бы вымерло. Не видно было даже пса, прислоняясь к которому Шемберк по ночам грел свои подагрические ноги. Потом тоненьким голосом заиграл горн и на шанец передний вышло трое жолнеров с шапками, поднятыми высоко на копьях, - знак для переговоров. Я велел пропустить жолнеров и провести их в мой шатер, тем временем собрав к себе полковников. Жолнеры пришли, с достоинством поклонившись мне и полковникам, сказали, что просят выслушать их от имени их региментарей. Все трое были воины, видно испытанные, не раз раненные, у кого не было ни позади, ни впереди ничего, кроме битв и перепалок, ждала их только смерть почетная - к таким людям следует относиться с почтением, а потому я, не желая причинять им обиды, сказал:

– Ценим ваше благородство, доблестные воины, однако переговоры можем вести либо с самими региментарями либо с вельможным панством, которым, знаю, переполнен весь ваш лагерь. А чтобы панство слишком не пугалось, мы пошлем взамен двух своих славных старшин - так и попробуем прийти к согласию, вместо того чтобы продолжать кровопролитие. Теперь вы сами видите, что мы легко могли бы не оставить и следа от вас, не дав вырваться ни единой живой душе, но мы не хотим этого делать - мы же не убийцы, а рыцари и умеем достойным образом ценить своего врага. Вы опытные воины, значит, заметили, что обоз мой уже переправился на эту сторону и поставлен вокруг вашего лагеря - теперь оттуда и муха не вылетит. Да еще и орда под рукой, хотя до сих пор я не пускал ее в дело, не имея в том надобности.

Жолнеры поклонились и пошли в свой лагерь. Потоцкий и слушать не хотел о переговорах, он и жолнеров этих присылал не просить, а требовать дать ему свободную дорогу к отступлению, но искусный Шемберк хорошо понимал, что теперь уже нужно забыть о гоноре, и сам взялся за переговоры. Снова прислал незнатного ротмистра с двумя гусарами, но я не стал их принимать, отправив к Кривоносу, своему начальнику всех разведчиков и вестунов. Кривонос поразил посланцев кармазинами, богатым шатром, гигантскими коврами, драгоценным убранством, юркими слугами-пахолками, которые бегали, как шальные, то и знай выкрикивая: "Как велено, пан старшой!" Для непосвященных непонятно было, кто здесь настоящий гетман - тот ли Хмельницкий, что в убогом шатре и простой одежде, или тот раззолоченный прямоплечий Кривонос, с огнистыми глазами.

– Выходит так, - резким своим голосом прокричал, обращаясь к посланцам, пан Максим, - мы вам стриженое, а вы нам - паленое! Сколько же будем канителиться с вашими региментарями? Вот вам срок до полудня - и дело с концом! Пускай присылают двух вельможных заложников, как сказано было нашим гетманом, а к вам я могу и сам пойти, взяв своего сотника Крысу!

И указал на Крысу, одетого в еще более роскошные атласы, чем кармазины пана Кривоноса. Мои побратимы долго приглядывались к шляхте, чтобы знать, как лучше и быстрее можно проникнуть в ее сердца.

Я не хотел пускать Кривоноса к Потоцкому. Попросил Самийла, чтобы тот позвал его ко мне. Усадил обоих возле себя за стол, обнял Максима за костистое плечо.

– Был моими глазами, Максим. Хочешь, чтобы я ослеп без тебя?

– Посмотри, что ждет нас впереди, гетман!
– засмеялся Кривонос.
– Уж коли я доберусь до панства, то что-нибудь там да высмотрю...

– А что нам высматривать у них? И так видно, что смяли бы мы их в одной горсти. Но не будем кровожадными. Дал я слово - и сдержу его. Тебя же не хотел туда посылать. Не верю шляхте. Сколько раз уже она нарушала свое слово.

– Мое дело пойти, а твое - сохранить мне жизнь, гетман, - жестко промолвил Кривонос.
– Не убережешь мою, значит, и ничью не уберег бы, а жизнь каждому дорога.

– Да, каждому дорога. А для гетмана и жизнь ценится по-разному. Негоже так молвить, но приходится: я слишком тебя ценю, чтобы мог рисковать твоей головой.

– А может, я ищу смерть?
– засмеялся Кривонос.

Он уже говорил мне об этом во время морских походов. Вслепую бросался всегда в самые когти смертельной битвы, но выходил невредимым. В самом деле, было за человеком что-то страшное, если он ни во что не ставил собственную жизнь, но разве об этом расспросишь? У казаков о прошлом не спрашивали ничего и никогда. Хочет - сам расскажет. Не хочет - все порастет травой, значение имеет только рыцарство, упорство и честность перед товариществом, перед богом и землей родной.

– Стоит ли смерть искать? Она сама нас найдет, - сказал я, лишь бы что-нибудь сказать, потому как и сам не верил этим словам.

– А еще: на ком шляхта увидит такие кармазины, как не на мне? отвлекая меня от мрачных мыслей, воскликнул Максим.
– Привыкли, что казак круглый да голый, словно линь, а вот я угловатый да костистый, как расстегну жупан на своих мослах, будто хоругвь, а пан лишь взглянет на меня - и уже душа в пятках!

– Говоришь, будто в колокола звонишь, а все же прошу тебя, Максим, будь осторожным.