– Что такое?
– раздраженно спрашивал Андрей Степанович. Легонько щелкнула входная дверь.

– Надю арестовали, Надю арестовали, - говорила Анна Григорьевна, она прорывалась в коридор мимо Андрея Степановича.

– Толком говори, толком!
– удерживал ее Тиктин. Анна Григорьевна искала глазами Башкина.

– Да говори же толком, - поворачивал ее к себе Андрей Степанович.

– Саня, Саня где?
– озиралась Анна Григорьевна; она нашла глазами вешалку: ни шинели, ни Санькиной шапки не было.
– Иди, иди сейчас же! говорила Анна Григорьевна и притоптывала ногой.
– Да иди же! Иди!
– вдруг зло толкнула Тиктина Анна Григорьевна.
– Сейчас же! Да иди же ты!
– и вдруг повернулась и бросилась к вешалке. Она сорвала свое пальто. Андрей Степанович, подняв брови, топтался возле.

– Да скажи, ей-богу, толком же...

– Убирайся!
– оттолкнула его Анна Григорьевна.

Разойдись!

ВИКТОР проснулся среди ночи: очень больно врезался в шею воротник, а снилось, что кто-то обнимал, давил шею, и нельзя было вырваться. Спустил впотьмах ноги с постели, и стукнулся об пол полуснятый ботфорт. И Виктор нахмурился, по-деловому. Потом глядел в темноту. Зубки вспомнились, такие остренькие, ровненькие, и будто прикусила что и держит и радуется. И Виктор в темноте вдруг оскалился, стиснул прикус, и поскрипывали зубы. И головой затряс, будто рвет что. Виктор захватил на бедре кожу и сжал до боли, сколько сил, повернул. И сам не заметил, как зубами хрустнул.

– А дрянь какая!
– дохнул шепотом Виктор и ткнулся головой в подушку, закинул ноги на кровать, и сразу прильнуло усталое тело к постели, и жарким кругом пошла голова, и теплой водой подмыл, закачал сон.

И вдруг звонок, настоящий звонок. Ну да! Виктор вздернул голову. Застучало в кухне, Фроська идет отворять. Виктор вскочил, дохромал до двери, нашарил выключатель. Свет мигом поставил вокруг всю комнату, стол с портфелем.

– Кто? Кто?
– вполголоса спрашивала в двери Фроська. Виктор со всей силы рвал на место ботфорт. Фроська же отворяла двери. Виктор высунулся. Фроська, в пальтишке внакидку, жалась, пропускала грузного городового.

– Здравия желаю, - тихим басом сказал городовой.

– Что случилось?
– шепот хрипел у Виктора. Городовой подымал и опускал брови.

– Приказано... приказано, - шептал городовой и присунулся к самому лицу Виктора, - что всем надзирателям сейчас собраться до господина пристава.

– А что? Не слыхал?
– Виктор спрашивал шепотом.

– Не могу знать, а распоряжение есть. И коло вокзала, слышно, дела, и городовой тряхнул головой.
– Дела, одним словом. А не могу знать.

И городовой отступил полшага.

– Стой, сейчас!
– и Виктор стал снимать с вешалки шинель. Городовой схватил подать. Виктор видел, как из темного коридора белела Грунина голова, плечи, и слышал, как звала:

– Витя! Витя!

– Ну пошли, пошли, - громко заговорил Виктор, затоптал сапогами на месте, пока городовой заправлял ему портупею.

– Витя!
– громко крикнула Груня.

– Что? Ни минуты, моментально надо, - уж повернувшись, говорил Виктор и шумно возился с замком, отворял двери. Он слышал, как сзади шлепала на бегу туфлями Груня.

Виктор чуть не бегом выскочил на улицу, заспешил ногами по тротуару. Городовой топал на полшага за плечом.

– Чего это у них спешка такая, - говорил, запыхавшись Виктор, загорелось вдруг?

– Да пока все соберутся, поспеете, - городовой пошел рядом, - теперь пятый час, должно. К шести всех, не раньше, сберут.

– Стой!
– вдруг крикнул Виктор и стал на месте.
– Я ж портфель забыл на столе. В кабинете у меня.
– Виктор сделал шаг назад.
– Нет, ты беги, нагонишь меня.

Городовой прихватил рукой шашку и тяжелой рысью побежал в темноту. Виктор шел спешной походкой. Улица была совсем темная. Белесым пятном маячила мостовая. И одни свои шаги слышал Виктор, и в такт позвякивала шашка.

"Теперь он там, - думал Виктор про городового, - наболтает еще, дурак. Сказать было, чтоб молчал, наглухо".

Виктор топнул ногой и стал. Слушал. Достал папиросу, шарил по карманам, не находил спичек и грыз и отрывал, выплевывал картонный мундштук папироски. Хлопнула вдали железная калитка, и зашагал, зашагал. "Не успел, не болтал", - думал Виктор.

– Ну, скорей!
– крикнул Виктор в темноту; глухим камнем стукнул голос в улице. Шаги быстро затопали.

– Вот-с, - городовой подавал портфель, - и записочка от супруги. Велели вручить.

Бумажка белела в воздухе. Виктор схватил и сунул в карман шинели.

– Ты там ничего не говорил?
– спросил Виктор через минуту.

– Никак нет. Чего же говорить? Нема чего говорить В участке желтым светом горели окна - одни во всей улице. Двое городовых ходили по панели, и слышно было, как хлопали двери вверху. Виктор остепенил походку и твердым шагом подымался на крыльцо.