Он взглянул на меня влажным взором своих собачьих глаз.

– Не надо зря голосить, а надо у Роже узнать, - отвечал я.
– Ведь пять лет назад, когда Жак Кутон снимал для вас в окрестностях Сен-Рафаэля фильм "Эта проклятая жизнь", у вас получилась такая же петрушка. Ну, и кто помог вам выбраться из дерьма? Сегодня, пока я ехал сюда через Сен-Рафаэль, мне это припомнилось.

На редкость красивая девушка встала и, покачивая бедрами, подошла к нам.

– Прошу прощения, огонька у вас не найдется?

– Сгинь!
– грубо ответил Гамма.
– Ну, долго мне еще ждать?

Красотка исчезла с оскорбленным видом.

– А разве "Эта проклятая жизнь" не имела успеха во всем мире?
– спросил я.

– А разве вы за два дня работы не озолотились?
– спросил он.

– И готов озолотиться еще раз. Вы это понимаете, Серж?

Он закряхтел.

– Я понимаю только, что я у вас в руках. Сколько вы хотите?

– Смогу ответить, когда просмотрю rushes. Но одно должно быть ясно с самого начала: мое имя как автора или соавтора не будет упомянуто ни в роликах, ни в рекламе. И вы будете помалкивать насчет того, что я здесь делаю. И не только вы, но и все остальные. OК?

– Ну, пусть OК, - пробурчал он.
– А что вы, собственно, имеете против упоминания? Если вспомнить то, что вы пишите обычно...

– В том-то и суть, - отвечал я, - кто-нибудь проболтается, расскажет, что я для вас делаю, а это может навредить моим брошюркам. Мои читатели испытывают священный трепет перед высоким искусством. Когда я смогу просмотреть rushes?

– Да когда хотите.

– А где?

– В Ницце, в студиях Викторин.

– Ну тогда прямиком туда, - откликнулся я и встал.

Гамма с трудом выбрался из своего кресла.

– Вы, Роже, то единственно хорошее, что вообще есть в нашем поганом ремесле, - сказал он.

Во второй половине этого дня я пять часов кряду просматривал вместе с Сержем все, что Торрини до сих пор снял и что было откопировано. По счастью, демонстрационный зал студий Викторин, где мы с ним сидели, был оснащен кондиционером.

Просматривая фрагменты, я уже делал кой-какие заметки, ибо очень скоро у меня возникла идея. Хорошая идея. Так бывало всякий раз. Вот почему я и владел этой странной профессией. Вся бредятина, которую наснимал Торрини, да вдобавок со множеством статистов и в преступно дорогих декорациях, - это уже само по себе было нечто. Бедная Лилиан Ланг! Будь я монтажером, у меня бы у самого произошел нервный срыв.

После того как промелькнули последние rushes и в просмотровом зале вновь стало светло, Гамма жалобным голоском спросил:

– Ну, как вы думаете, вы сможете это привести в порядок?

– Да, - ответил я, - я очень внимательно смотрел. К счастью, при two-shots , которые так любит Торрини, очень часто второй актер виден только со спины. И я могу по собственному усмотрению вложить ему в уста новые диалоги. А реплики партнера, который стоит лицом к камере, можно потом подогнать. Не менее часто оба актера стоят так далеко от камеры, что им вообще можно подсунуть любой новый диалог, и этого никто не заметит.

– Да, да, да. А как будет выглядеть сама история, приукрашенная история? Это вам уже известно?

– Это мне уже известно. Но еще не точно, а в общих чертах.

И я изложил ему свою новую идею.

После чего он заплакал. И встал, и схватил меня за уши, и осыпал мокрыми поцелуями мои щеки, лоб и губы.

Я отер губы и сказал, сколько ему придется заплатить за эту работу.

Он снова сел и принялся беспрерывно шаркать ногами.

– Я у вас в руках, - наконец сказал он, - я у вас в руках, и вы это знаете.

– Половину сразу, половину - когда закончу.

– А когда вы закончите? Каждый день простоя обходится мне в...

– Пять дней. Начиная с завтрашнего дня. Сегодня я слишком устал. И мне надо еще разок все хорошенько продумать.

– Ладно, значит, пять дней, начиная с завтрашнего.
– Он встал и направился к выходу.

– Вы кое-что забыли, - остановил его я.

– Что я забыл?

– Чек с первым взносом.

Проклиная меня, он снова сел и выписал чек. Я еще раз заработаю здесь кучу денег. Это был хороший кусок.

– Вот, пожалуйста, - сказал он.

– Спасибо, Серж, - ответил я - и спрятал чек в маленькую кожаную сумочку, которую всегда носил с собой. У всех мужчин здесь, на юге, были такие сумочки.

Вернувшись в отель, я снова переоделся. Полотняные брюки и рубашка навыпуск. Весь этот день меня преследовала одна мысль, преследовала, даже когда я отсматривал фрагменты. И поэтому я сказал:

– Знаете что, Серж, поезжайте-ка вы без меня обратно в Канн. А я приеду попозже.

– А чем вы намерены здесь заняться? У вас тут есть подружка?