Шрифт:
Возраст был главным врагом Родионова и Багрова. Этот страшный век вымел по сусекам их судеб все жизненные ресурсы. Времени не оставалось. Почти. Кто-то смиряется и отступает, кто-то идет ва-банк. Риск, конечно, благородное дело, но как многие потом умирают, захлебнувшись шампанским.
– ... Знатная у тебя настойка, - заметил Багров, с удовольствием пригубив напиток.
– Василий делает?
Родионов кивнул:
– Хорошо здесь, Миша. Давно ты у меня не был. Давай как-нибудь в баньке попаримся, поохотимся.
Багров досадливо поморщился:
– У меня, Боря, теперь другая охота. Будь он недаден, этот "дипломат"!
– воскликнул в сердцах.
– Да, доигрался Женька. Помянем, что ли? Друг детства, как никак, предложил Борис Николаевич.
Не чокаясь, с хмурыми лицами, выпили. Помолчали.
– Закрутит же жизнь иной раз, - покачал головой Родионов.
– Башковитый был мужик, а пошел по кривой дрожке и сгинул. Кто бы мог подумать? В одном дворе росли. У него семья образованная, интеллигентная, а наши - голь беспарточная, из работяг. В результате, где он и кто мы.
– Ты сильно-то по нему не скорби, - недовольно возразил Михаил Спиридонович.
– У Женьки власти и денег побольше нашего было. Еще неизвестно, кто в области первым был - он или Тишин.
– Да брось, Миша, - кисло улыбнулся Родионов.
– Деньги и власть были, а перспектива?
– И перспектива была, - не согласился Багров.
– Время, посмотри, какое наступает. Кто наверх лезет? Раньше они все у меня вот тут сидели!
– Михаил Спиридонович сжал пальцы в увесистый кулак.
– Пикнуть не смели. А теперь, как клопы в бараках, повылазили из щелей перестройки. Молодые да ранние! презрительно скривился он, со смаком надкусывая добрую половину бутерброда с мясным балыком. Прожевав, зло добавил: - Слишком много вольностей дали, вот что я тебе скажу. Мне сколько лет отпахать пришлось, чтоб такой бутерброд на столе иметь, а нынешнее соплячье в двадцать лет уже по ресторанам за обе щеки их уплетает.
Родионов с интересом взглянул на собеседника.
– Миша, - осторожно начал он, - может, есть смысл о себе подумать? Хватит на идею работать. Да и не та она уже. Не железо, не сталь - один кисель.
– На пенсии, думаешь, лучше будет?
– тоскливо произнес Михаил Спиридонович.
– Смотря как обеспечишь себя, - резонно возразил Борис Николаевич.
– Темнишь, ты, что-то, Боря. Чувствую я, не на настойку Ерофееву ты меня пригласил и, тем более, не Женьку Свиридова поминать. Колись давай, усмехнулся, прищурившись, Багров.
– Может, еще? По маленькой?
– улыбнулся Родионов.
– Выпьем за нас, Миша, за вторых, на которых все и держится в этой стране.
После того, как выпили, Родионов испытывающе глянул на Багрова.
– Миша, - начал вкрадчиво, - я тебе расскажу кое о чем, только, пожалйуста, отнесись спокойно. Не шуми и не ерепенься.
– Борис Николаевич поудобнее устроился в кресле. Не торопясь, закурил, с наслаждением затянулся и, выпустив тонкую струйку ароматного дыма, продолжил: - Я встречался в день смерти со Свиридовым.
– Увидев, как у Багрова удивленно вытянулось лицо, предостерегающим жестом остановил: - Вопросы пока при себе оставь. Об этой встрече ни одна душа живая не знала. Вообщем, попросил меня Женя до поры сохранить кое что... Сказал, охота за ним началась и если случится что, пусть эта вещь государству останется. Я, конечно, удивился, но распрашивать не стал. А после смерти его...
– Родионов не выдержал устремленный на него проницательный взгляд Багрова и отвел глаза.
– ... После смерти посмотрел.
– Борис Николаевич сделал многозначительную паузу и выдал на одном дыхании: - А передал он мне, Миша, дневник атамана Семенова. И цену тетрадочкам назвал...
Михаил Спиридонович откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул, ошелемленно глядя на Родионова:
– Борис, ты хоть понимаешь, что сейчас рассказал?!!
– Миша, цена этого дневника... 500 миллионов долларов, - в волнении, шепотом проговорил Борис Николаевич.
– Ты хочешь сказать, что в них...
– Да, Миша, да!
– перебил его Родионов.
– Точное описание места. Женька говорил, будто сам выезжал и проверял. Аппаратуру где-то японскую достал, страшно дорогую. Уверял, ошибки быть не может - есть металл и в немерянных количествах.
– Там после войны солдаты все пропахали с миноискателями, недоверчиво проговорил Михаил Спиридонович.
Родионов усмехнулся:
– Семенов всех вокруг пальца обвел.
– Кто еще знает о дневнике?
– быстро спросил Багров.
Оставив его вопрос без ответа, Борис Николаевич задал встречный:
– Миша, как ты думаешь, почему Семенова, взяв в плен осенью сорок пятого, расстреляли только в сорок шестом?
– И сам же ответил: - Выбивали из него эту захоронку!
– А, может, нет там ничего?
– засомневался Багров.
– Ты хочешь сказать, из-под Белоярска незаметно вывезли 50 тонн золота?
– Как из-под Белоярска?!
– Михаил Спиридонович даже привстал от удивления.
Родионов понял, что проговорился раньше времени, но отступать было поздно.
– Потому, Миша, что клад свой Григорий Михайлович Семенов не в Даурской степи захоронил, а под Белоярском, в Черном яру.
– Вот это новость!
– не удержался от восклицания Багров.
– Подожди, он нахмурился, - в Черном яру? Там же после войны какая-то секретная лаборатория была. Ее потом уничтожили. Местные до сих пор его в тайге стороной за десять километров обходят.