– Да не было никакой лаборатории, Миша! Специально слухи распускали, убежденно проговорил Родионов.
– Там золото, Миша, там!

Он в возбуждении наполнил стопки. Махом опрокинул свою, жестом предлагая гостю присоединиться. Глаза его лихорадочно блестели, руки слегка подрагивали. Не закусывая, он вновь закурил. Глубоко затянувшись, заметил:

– Может, из энкавэдистов кто и знал, так поумирали или забыли. Или заставили забыть. В то время в органах серьезные мастера работали... по отбитию памяти, - произнес он веско.

– Забыть о 50 тоннах золота?! Ты сам-то веришь, что говоришь?
– Багров неожиданно осекся.
– Борис, опоздал ты. К "делу Свиридова" КГБ подключили.

– Когда?
– упавшим голосом спросил Родионов.

– Дня два назад. Брось, Борис! С "конторой" тягаться - себе дороже. И потом, если они знали, где золото, почему не вывезли? А вообще, зря, ты, молчал до сих пор. Не по зубам тебе этот клад.

– Почему только мне?
– встрепенулся тот.
– А ты? Или сдать меня решил?
– он недобро прищурился.
– Пойми, Миша, такое раз в жизни выпадает!

– Давай обмозгуем, что и как. Официально оформим, - осторожно, но настойчиво произнес Багров.
– Одна четвертая - твоя по закону. И необязательно говорить, как дневник к тебе попал. Придумаем что-нибудь...

– Миша, опомнись!
– сорвавшись на фальцет, заверещал Родионов.
– Ты сам говоришь: к бардаку катимся. Всю жизнь, как медведи, в тайге просидели. Первым своим задницы подтирали и в рот заглядывали. Ты, что, не видишь, партия по швам трещит, а не будет партии - весь Союз развалится к чертовой матери! В Москве давно избушки к Западу передом поразворачивались. Это значит, к нам, сам понимаешь, чем... Москва испокон века сутенершей для Сибири была и под чужаков ее подкладывала, чтоб свою невинность соблюсти. Вспомни сорок первый год. Немцы под Москвой стояли и вошли бы в нее, будь уверен, если бы не дивизии сибирские! И сейчас тоже самое. Ты кому это золото оставить хочешь? Думаешь, народу что-то перепадет?

– Будто ты о народе беспокоишься, - ехидно ввернул Багров.

– Миша, с такими деньжищами можно здесь, в Забайкалье, свое государство иметь. Была же у нас своя, Дальневосточная Республика! Да мы любую Швейцарию и Лихтенштейн за пояс заткнем!

– Борис, думай, что говоришь!
– укоротил его Багров.

– Надоело думать, Миша!
– разозлился Борис Николаевич.
– И думы эти на блюдечке первым приносить, чтоб они их за свои выдавали. Оглянись кругом, Сибирь - богатейший край, а народ скоро с голодухи пухнуть начнет.

Михаил Спиридонович невольно бросил взгляд на уставленный явствами и напитками стол. Потянулся к хрустальному графину, наполнил стопки. Молча поднял свою и посмотрел на свет огня в камине. На пальцы упали кроваво-красные блики.

– Это ведь часть золотого запаса Российской империи, - проговорил задумчиво и в упор взглянул на Родионова: - А ты знаешь, Боря, сколько крови на нем? В том числе и... Женьки Свиридова.
– Он вздохнул: - Как ты думаешь, почему он к тебе пришел? Оставил бы корешам своим... Может, он вообще этот дневник забирать не собирался? Что-то здесь не так, Борис. Не сходится...

Он продолжал вертеть в руках стопку, слегка ее покачивая и рассматривая. Родионов бросил на него настороженный взгляд, в котором на мгновение промелькнули смятение и страх.

– Да трус он, твой Свиридов!
– дрожащим голосом выпалил Борис Николаевич.
– При всей башковитости, ума не хватило бы, по-государственному, золотом распорядиться. Понял, что не по силам вес взял, вот и пришел.

– Ну хорошо, - примирительно сказал Багров, - допустиим, есть золото. Ты, что же, сам его копать собрался?

– Найдем надежных людей, - убежденно проговорил Родионов.

Михаил Спиридонович с сочувствием посмотрел на него:

– Борис, там, где речь заходит о тоннах золота, надежных людей не бывает.

– Есть у меня связи в округе, - не сдавался тот.
– Военные помогут. Взвод солдат выделят, те и знать не будут - что и как.

– Военные, взвод солдат...
– фыркнул Багров.
– Они помогут! К стенке тебя поставить и девять грамм в башку влепить!

– Не говори глупостей!
– взвился Борис Николаевич.
– Заплатим...

– Ага, по слитку каждому.

Родионов порывисто встал и, ничего не объясняя, вышел. Багров проводил его недоуменным взглядом. Спустя минут десять, Борис Николаевич вернулся и бросил на колени Багрову четыре ветхих тетрадки.

– На, возьми!
– на лице его читался вызов.
– Составляй акт изъятия и требуй у прокурора ордер на мой арест.
– И ехидно добавил: - Может, наградят... лампасами на штаны.

Тот снисходительно улыбнулся:

– Присядь, Боря.
– Багров достал платок и осторожно захватил им тетради. Стараясь не уронить, поднялся и положил их на каминную полку. Пусть полежат, отдохнут от людских страстей.