– На Артемьева?

– Нет, на его отца. Ты говорил, он генерал-майором был?

Алексей с сомнением покачал головой:

– Боюсь, не получится. Папа нашего нейрохирурга - персона серьезная была и загадочная. Во всяком случае, ни в городе, ни в области ничего на него найти не удалось. Установили только, что умер он в чине генерал-майора, но в военкоматах на него - ноль. На запрос потребовали специальную форму допуска, причем такую, о которой я лично вообще первый раз в жизни услышал.

– Надо в Москву ехать, Леша.

– С пустыми руками?
– он кисло ухмыльнулся.

– А Семеныч на что со своей артелью? Да они нам по гроб жизни обязаны! И потом, объясним, что для дела нужно. Свои мужики, помогут. Они добро помнят. Если б не мы, зеки бы их тогда, в восемьдесят шестом, из тайги живыми не выпустили.

– Соболей бы...
– мечтательно произнес Добровольский.

– Щас!
– рыкнул Петр Андреевич.
– Утрется твоя Москва без соболей. Еще скажи: шкуру тигра уссурийского! И так соберем торбы - рыба, орехи кедровые, ну и, по мелочи что-нибудь...

– Золотишка, например, - ввернул, весело скалясь, Алексей, но, увидев внимательно наблюдавшего за ними Стрельцова, тут же принял озабоченный, хмурый вид . Впрочем, не удержался и шепотом заговорщика добавил: Андреич, за нами "хвост".

– Да вижу. Пойдем, а то они решат, что это и, правда, мы парня скоммуниздили...

Когда сотрудники милиции и госбезопасности, опросив персонал и больных, составив протоколы, покинули стационар, Артемьев поднялся на четвертый этаж в отделение диагностики и прошел в рентген-кабинет.

Подойдя к столу, за которым сидел рослый, плечистый, молодой парень, молча положил перед ним листок бумаги, выразительно посмотрев на открытую дверь лаборантской, где в это время мыла полы санитарка. Тот быстро прочитал, поднял голову, радостно кивнул и показал большой палец. Глаза его озорно и весело блеснули.

– А, Георгий Степанович, - проговорил парень с сочувствием в голосе. Ну и помучили нас сегодня. Как вы себя чувствуете?

– Нормально, Виктор Викторович, - устало откликнулся тот.
– Слава Богу, кажется все позади. И, знаете, что он не делает - все к лучшему. Эти

их посты и охрана сильно нервировали больных. Теперь, надеюсь, поспокойнее будет. А, вы-то, как?

– Переволновался, конечно, но это не смертельно. Поверьте мне, обойдется.

– Дай-то Бог, - вздохнул Артемьев.
– Жалко парня, где-то он сейчас? Ему же уход соответствующий нужен. Ума не приложу, кому это могло понабодиться?

Заметив готового вот-вот рассмеяться рентгенолога, предостерегающе поднял палец. Тот кивнул и тяжело вздохнул:

– И не говорите, Георгий Степанович! Какое время жуткое настало...

Они еще минут десять обсуждали исчезновение "важного пациента". Прощаясь, Артемьев с чувством пожал рентгенологу руку:

– Виктор Викторович, я отныне ваш должник. Спасибо, что поддержали старика и защищали, как могли. В любое время милости прошу ко мне в гости. Буду рад представить вас своей семье... особенно внуку.
– Георгий Степанович хитро подмигнул.

– Спасибо, обязательно зайду, возможно, и сегодня, - Виктор Викторович буквально давился от смеха.

На этой оптимистической ноте они и расстались...

Вечером, после работы, не находя себе места, Георгий Степанович взволнованно ходил по квартире, временами останавливаясь и прислушиваясь к шагам на лестнице. И когда в дверь настойчиво позвонили, опрометью кинулся в прихожую. Долго, от волнения, не мог открыть замок. Наконец, распахнул дверь и буквально упал в изнеможении в объятья внука - молодого крепыша, с добродушным лицом, на котором удалью сверкали зеленые глаза.

– Илья!
– воскликнул Артемьев и вдруг, обхватив того за плечи, расплакался.

– Дед!
– внук бережно отстранил старика.
– Ну что, ты, в самом деле! Успокойся, все хорошо. Ну же... дед...

Илья разделся и они прошли в комнату, сели на старинный, кожаный диван.

– Я тебе сейчас чайку поставлю, - подхватился Артемьев.
– Замерз, наверное.

– Да успокойся, - силой усадил его рядом Илья. Взяв в свои ладони старческие дедовы руки, легонько сжал, глядя тому в глаза с нежностью и любовью.
– Довезли, все нормально. Ты не поверишь, Ерофей... сбрил бороду и усы! Помолодел лет на тридцать. Тетя Аня над ним всю дорогу потешалась. Чего это, ты, говорит, омолодиться надумал? Небось, по девкам собрался, греховодник старый? Пора, мол, остепениться, скоро отцом семейства станешь.