— Видал — в голосе, слышалась гордость.

— Вижу! — говорю, стараясь придать голосу максимально наигранное восхищение.

— Так вот, записывайся в наш полк. Станешь настоящим гвардейцем! Усатым, как мы.

— У меня усы не растут!

— Почему, почему? — загалдели гвардейцы со всех сторон. Видимо они не ожидали такого поворота. разговора..

— Очень молодой я. Мне нет еще и 18 лет!

— Малолеток, берем в свой полк? — обратился к гвардейцам один из усачей.

— А почему бы и не взять. Возьмем его! — послышалось со всех сторон.

— Это невозможно! Среди убитых меня не найдут, среди раненных тоже — решат, что дезертир.

Надо сказать, что по прибытию на фронт, нам популярно разъяснили, что отсутствие военнослужащего в части более 24 часов является дезертирством. Родственники дезертира ссылаются в Сибирь, а самого дезертира расстреливают. Значит, мои сестры и мама будут отправлены, как говориться в «места не столь отдаленные», а я на тот свет. Такая перспектива меня не устраивала, о чем заявляю гвардейцам.

Один из них сказал, указывая в тыл и немного в сторону: — «Там лежат бойцы из полка с похожим номером! Это я точно знаю. Иди, коль, надо!»

Огонь противника ослабел. Это позволило мне идти по указанному направлению в полный рост. Через некоторое время увидел на земле, лежащих бойцов, расположенных в боевом порядке, то есть в цепи. Спрашиваю, какой это полк? В ответ мне задают вопрос, а какой полк мне нужен. Бойцы лежавшие на земле проявляли высокую бдительность. Мне всегда это было непонятно. Если вопрос задан на чистом русском языке, так, что тут хитрить? Называю номер полка.. Слышу в ответ, что он и есть Сразу же на душе стало легче — теперь расстрел мне не грозил…

На мой вопрос, какая это рота? Опять высокая бдительность — какая тебе нужна?. Говорю, что мне нужна 9 рота. В ответ — здесь четвертая. Иду вдоль цепи, непрерывно спрашивая номер роты. Прошел всю цепь, но моей роты нет и нет. Куда она могла деться? Временами мне говорили, что эта рота сгорела на пшеничном поле. Искать ее нет смысла.

Пишу «пошел» «прошел». Да ведь не шел, а едва плелся. В то время думал, что это бессилие от голода и недосыпания, а позже понял — это от обезвоживания организма..

Что делать? А вот пустой окопчик, в котором мне стало уютно и тепло от одной мысли, что можно поспать. Но не тут — то было! Из темноты раздается стон и просьба, что бы кто — нибудь подошел, помог раненному бойцу.

— Подойдите! Помогите! Здесь боец раненый лежит!

Надо встать, пойти помочь, а сил нет. Вдруг слышу слева по направлению ко мне, кто-то приближается. Слышны шаги. Усталая шаркающая походка. Появилась надежда. Он и поможет стонущему, а мне удастся поспать. Шаги все ближе и ближе. Вот он поравнялся с моим окопчиком. Сейчас он поможет раненному бойцу. Ведь тот, все стонет и стонет. Но нет! Проходит мимо и, слышу как его шаги удаляются вправо.

И снова стон:

— Подойдите, помогите! Что же вы люди или звери?

Этого обвинения вынести было невозможно! Быть зверем мне не хотелось. Встаю и иду на голос. Совсем немного прошел. На земле лежит боец. Наклонится над ним, не было силы. Падаю на колени:

— Ты чего шумишь? Что с тобой?

— Там — он указывает в сторону противника — лежит мой приятель. Спит! Пойди, разбуди его, скажи, что я раненый лежу.

В настоящее время мне понятен риск, который меня ожидал. Ведь все это мог подстроить противник и, тогда у них был бы «язык» В то время о такой опасности даже не думал.

Пошел по указанному направлению. Вдруг автоматная очередь: рррр. Залег, автомат наизготовку. Вспомнил патронов — то нет! Снова рррр, рррр! Эти рычания происходят с равными промежутками времени. Да и немного тише автоматной стрельбы. Ясно — это кто-то храпит. Подхожу, на земле лежит огромного роста боец и крепко спит. Разбудил его с трудом.

— Где, где? — заорал он.

— Иди за мной!

Пришедший и впрямь оказался приятелем раненного бойца.

— Что с тобой? Что с тобой? Ранен? На выпей!

Он отстегивает от ремня фляжку, сует горлышко раненному в рот. Слышу:: буль, буль, буль!

Ну, слава Богу! Можно теперь и поспать! Снова забираюсь в свой окопчик. Уж теперь — то посплю! В предвкушении сна у меня на душе стало так хорошо. Но нет! Только закрываю глаза — слышу: «Девятая рота! Девятая рота!» Вскакиваю, как ужаленный

— Девятая рота! — ору не своим голосом.

— Здесь, здесь девятая рота! Иди сюда!

Подхожу. Старшина роты сидит в окопчике. Увидел меня, обрадовался: Из кармана шинели достал бумажку и записал мою фамилию.