– Какой-какой?

– Миллениумный. От слова «Миллениум», что значит «Тысячелетие».

– Ничего себе! Так вы здесь тысячу лет сидите?!

– Нет. Две тысячи. Две тысячи лет, не вставая, с достоинством и стоицизмом, присущим лишь истинным мыслителям…

– Неправда! Вы вставали! Вы только что подбежали и снова сели!

– Это не считается. Одно исключение только подтверждает правило.

– Ну так встаньте еще, это тоже не посчитается!

– Нет. Это будет уже второй раз, который может поставить под сомнение правило.

– Какое правило?

– Здесь должны сидеть. И я здесь сижу. Я здесь всегда сидел. При короле Альфреде сидел. При Вильгельме Завоевателе сидел. При Ричарде Львиное Сердце сидел. Я сидел и при Плантагенетах, и при Тюдорах, и при Стюартах… А как я сидел при Елизавете! Вы не знаете, как я сидел при Елизавете!…

– И не надоело вам, дедушка? Может, встанете, ножки разомнете?

– А как же, разомну. Вот смена придет…

– А скоро смена-то? Наверное, с минуты на минуту?

– Скоро. С года на год.

Лучшая защита

– …после чего философ по имени Песочный Куличик, впоследствии известный как Первертский Мыслитель, допустив недопустимую халатность и позволив непозволительную беспечность, оказался на месте прорыва так называемых хочуг, в дальнейшем именуемых «хочуги», где был поражен одной из них, прежде чем прорыв был ликвидирован…

Сен, который собирался в очередной раз ободряюще похлопать подзащитного по плечу, отдернул руку. В Каменном Философе сидит хочуга?!

Он посмотрел на философа по имени Песочный Куличик и впервые в жизни увидел, как Талисман Первертса улыбается. Зубами из шпата.

– …обвиняемый отказался, – продолжал замшелый, – удалить хочугу из тела, мотивируя это тем, что она не удаляется. Впоследствии обвиняемый был неоднократно замечен в смущении общественного мнения и попытках привлечь философов к совершению нефилософских деяний, что повлекло применение высшей меры наказания – изгнания…

– Еще чего, – пробурчал Первертский. – «Изгнание»! Я сам ушел!

– …каковая мера и была применена самим обвиняемым к себе… То есть обвиняемым самому к себе… То есть сам к себе обвиняемый применил свою меру…

Сен встряхнул головой. Подумаешь, хочуга. Но надо же, Каменный Философ – его товарищ по несчастью! Интересно, как… Так, не отвлекаться.

– Значит, моего подзащитного приговорили к изгнанию, и он ушел?

Прокурор недовольно посмотрел на адвоката. Адвокат невозмутимо поправил очки.

– Мне что, все повторять по два раза?

– Да, если вас не затруднит.

– Обвиняемый применил сам свою меру к себе. Меру к себе применил свою сам обвиняемый.

– То есть он понес наказание?

– Ну да! Его наказали, он наказался. Что тут непонятно?

– И произошло это…

– В пятом веке до вашей эры! Ну сколько можно!

– Спасибо. А теперь я хотел бы услышать, в чем обвиняют моего подзащитного.

– А? Что? В чем обвиняют? Как же… А чего он вернулся?

Адвокат мысленно рассмеялся. Прокурор проиграл. Осталось нанести завершающий удар, и оправдательный приговор гарантирован. От удовольствия Аесли даже забыл, что его главная задача – не выиграть, а затянуть процесс.

– Итак, как нам только что убедительно доказал господин прокурор, наказание в виде изгнания исполнено философом по имени Песочный Куличик целиком и полностью. Я хочу особо обратить внимание высокого суда и уважаемых присяжных на этот факт.

Сен сделал паузу. Высокий суд и уважаемые присяжные пошевелили каменными бровями, демонстрируя, что они обратили внимание на этот факт, только пока не поняли, к чему он, и ждут от адвоката объяснений.

– Из этого очевидного факта неопровержимо следует, что возвращение моего подзащитного не является нарушением, а уж тем более преступлением.

– Это почему? – мох на щеках прокурора встопорщился.

– Потому что он приговаривался к изгнанию, а не к невозвращению.

Первертский расплылся в каменной улыбке.

Аесли оглядел собрание. Собрание подавленно молчало. Логика всегда была небьющимся козырем каменных философов. И этим козырем их только что жестоко побили.

И тут Сен спохватился, что выигрыш дела – это только полдела. Он оглянулся. Мерги, Порри и Амели все еще развивали вокруг часового бурную и не очень понятную издали деятельность. Кажется, Пейджер пыталась побить камень.