– Что он хочет этим сказать?!
– возопила миссис Физеренгтон, поворачиваясь к виконтессе Бриджертон. Когда та не ответила, она повернулась к Мэри и задала тот же вопрос.

Но Мэри не отводила глаза от Кэйт.

– Кейт, - приказала она, - Сейчас же иди сюда.

Покорно, Кэйт поплелась к Мэри.

– Итак?
– спросила миссис Физеренгтон, - Что же мы будем делать?

Четыре пары глаз недоверчиво уставились на нее.

– ‘Мы’?
– слабо переспросила Кэйт.

– Я выйду из себя, если услышу, что вы что-то сказали по поводу увиденного, - отрезал Энтони.

В ответ на это миссис Физеренгтон издала только громкое презрительное сопение.

– Вы должны жениться на ней, - объявила она.

– Ч-что?
– слово с трудом вырвалось из горла Кэйт, - Вы с ума сошли!

– На мой взгляд, я сейчас единственный разумный человек в этом саду, - сказала миссис Физеренгтон, - Да ладно, девочка, его рот находился на твоих малышках, и мы все видели это.

– Он не делал этого, - простонала Кэйт, - Я была ужалена пчелой! Пчелой!

– Порция, - вставила свое замечание леди Бриджертон, - Я не думаю, что сейчас стоит выражаться в такой манере.

– Сейчас уже поздно для деликатности, - возразила миссис Физеренгтон.
– Это станет притчей во языцах. Не имеет значения, как вы опишите это дело. Наиболее стойкий холостяк был сбит пчелой. Я должна сказать, милорд, я никогда не могла себе такого вообразить.

– Тем не менее, не будет никаких сплетен, - прорычал Энтони, угрожающе, надвигаясь на нее.
– Потому что никто не скажет ни слова об этом деле. Я не потерплю ничего, что может запятнать репутацию мисс Шеффилд.

Миссис Физеренгтон испуганно и с недоверием смотрела на него.

– Вы думаете, что сможете сохранить секрет, подобный этому?

– Я не собираюсь ничего говорить, и думаю, мисс Шеффилд тоже не думает об этом, - он упер руки в бока и пристально смотрел на миссис Физеренгтон.

Это был один из тех его взглядом, которые заставляют почувствовать взрослых мужчин маленькими трусливыми мальчиками.

Но миссис Физеренгтон была то ли не восприимчива к этому взгляду, то ли глупа, поэтому он продолжил:

– Что касается наших матерей, то в их интересах защищать наши репутации. Остаетесь вы, миссис Физеренгтон, как единственный член нашей маленькой группы, кто может распускать сплетни, слишком широко открывать рот, болтать по поводу и без повода и так далее.

Миссис Физеренгтон залилась краской.

– Любой человек мог видеть вас из дома, - проговорила она, явно не желая терять возможность рассказать такую сенсационную сплетню. Она была бы в центре внимание весь последний месяц, как свидетель такого происшествия, тем более единственный свидетель, пожелавший говорить.

Леди Бриджертон оглянулась на дом, и немного побледнела.

– Она права, Энтони. Вас прекрасно должно быть было видно из гостевого крыла дома.

– Это была просто пчела!
– почти завопила Кэйт.
– Только пчела! Мы не можем жениться из-за пчелы.

Ее вспышка была встречена напряженным молчанием. Она посмотрела на Мэри и леди Бриджертон. Они смотрели на нее с одинаковым выражением беспокойства, доброты и жалости. Затем она посмотрела на Энтони, чье лицо было замкнуто, и выражение, написанное на нем, было не понятно.

Кэйт прикрыла глаза. Это не должно было произойти. Когда она сказала ему, что он может жениться на ее сестре, ей тайно хотелось, чтобы он принадлежал только ей одной. Но она совсем не хотела, чтобы все случилось так.

Господи, только не так. Он не должен чувствовать себя пойманным. Он не должен провести всю оставшуюся жизнь с ней, глядя на нее, и мечтая, что бы на ее месте была другая.

– Энтони, - прошептала она.

Возможно, если он заговорит с ней. Возможно, если он посмотрит на нее, она, наконец, поймет, о чем он думает.

– Мы поженимся на следующей неделе, - заявил он. Его голос был ясен и спокоен, но начисто лишен любых эмоций.

– Ох! Хорошо!
– леди Бриджертон издала вздох облегчения и захлопала в ладоши.

– Миссис Шеффилд и я начнем немедленно готовиться к свадьбе.

– Энтони, - прошептала Кэйт, безотлагательным тоном, требуя ответа, - Вы уверены, что хотите этого?

Она схватила его за руку, и попробовала оторвать от матрон. Она получила всего несколько дюймов, это было лучше, чем ничего.

Он пристально посмотрел на нее непримиримым взглядом.

– Мы поженимся, - его голос звучал, как голос истинного аристократа, исключающий любой протест и неповиновение.
– Ничего другого не остается делать.