Марбургская речь, которая в действительности была объявлением войны революции со стороны «реакционеров», содержала несколько очень интересных пассажей, ко-' торые стоит здесь процитировать.

«Сейчас самое время сплотиться, продемонстрировать братскую любовь и уважение к нашим соотечественникам, чтобы больше не мешать работе серьезных людей и заставить замолчать фанатиков-доктринеров», - сказал фон Папен.

«Доминирование отдельной партии, вместо системы нескольких партий, которая была справедливо отменена, кажется мне исторически преходящей стадией, единственной raison detre, за которую должен был поручиться период развития».

«Ибо в конечном счете люди, если они хотят остаться в анналах истории, не могут позволять себе вечное восстание, идущее снизу. Должен наступить день, когда это движение прекратится и появится солидная социальная структура, поддержанная справедливым правосудием и авторитетной общественной властью».

«Непрерывное развитие не ведет ни к чему долговечному».

«Германия не должна походить ни на один из тех «голубых поездов», которые пускаются в приключение и затем не могут остановиться».

Адольф был разъярен, ибо это было подтверждением его худших подозрений, родившихся в Венеции. Представлялось невозможным отрицать то, что за спиной Муссолини стоял Франц фон Папен.

Гитлер встретился с Рёмом, без которого, он, казалось, был не способен принимать какие-либо решения, повидался с Геббельсом и дал ему инструкции.

Беседы между Рёмом и Геббельсом в закусочной стали более оживленными. Когда хозяин или официант входили в их отдельную комнату, они слышали лишь отрывки бесед.

«Муссолини потребовал в жертву радикалов... Реакционеры становятся все наглее и наглее... Марбургская речь была провокацией... Адольф поставит этих господ из клуба на свое место... Мы выметем этот мусор». Они слышали немного, но и этого было вполне достаточно.

Когда, несколькими днями позже, Гитлер окончательно перешел на сторону реакционеров, возникла необходимость, чтобы в живых не остался никто из тех, кто знал, что несколькими днями ранее Геббельс обсуждал с Рёмом ликвидацию клики капиталистов и магнатов.

Он вызвал фон Папена в Берлин, но и Рём с Геббельсом не утратили доверия. После нанесения вице-канцлером оскорбления канцлеру примирение между ними казалось невозможным. Революционеры и радикалы, как мне представляется, выиграли один лишний день.

Франц фон Папен был назван «разрушителем национального единства», Адольф оскорбил его. Вслед за этим он подал заявление об отставке. Министры финансов и торговли, граф Шверин фон Крозиг и Эльтц фон Рубенах, тоже подали заявления об отставке. Бломберг не отступил, но в целом позиции реакционеров, казалось, пошатнулись.

Адольфу требовалось сделать всего лишь еще один шаг, чтобы fait accompli, но Рём, душа революционного движения, отсутствовал, а Бломберг и даже Геринг хранили молчание.

Гитлер был расстроен отставками с одной стороны и тишиной с другой. Не было ли это заговором против него? Хотя «барабанщик революции» и стал канцлером рейха, на самом деле он ничуть не изменился с 9 ноября 1923 года. Он по-прежнему нуждался в одобрении и аплодисментах толпы. Где он должен был искать убежище? Лишь Рём и Геббельс хранили верность ему. Он решил раз и навсегда идти рука об руку с господами-реакционерами, если не завтра, то на следующий день или на следующей неделе.

Что ему было необходимо сейчас, так это согласие президента на формирование нового кабинета, построенного на реальных нацистских основаниях.

21 июня Гитлер отправился в Нойдек, где жил президент. Гинденбург к этому моменту был уже тяжело больным человеком. Гитлера сопровождали Геббельс, фотограф Генрих Гофман и Юлиус Шрек, руководитель СС. Эти трое представляли радикальное крыло партии на Юге Германии.

Они были встречены двумя людьми в генеральской униформе: Бломбергом, военным министром, и Герингом. Адольф был ошеломлен.

– Будучи информированным о поступках вице-канцлера фон Папена, - с большим достоинством произнес генерал Бломберг, - президент Гинденбург вызвал генерала Геринга как шефа полиции и меня в Нойдек. Нам поручено проконсультироваться с вами относительно мер, которые необходимо принять для обеспечения внутреннего мира. Если полное успокоение немедленно не наступит (а для этого мы должны избежать любого министерского кризиса), будет объявлено о введении в действие закона военного времени. Президент, будучи нездоров, глубоко сожалеет о невозможности вас принять.