Шрифт:
– Да, это все, – ответил Коля. Он сидел, поджав колени к груди. Его била запоздалая дрожь: он только теперь понял, через что ему пришлось пройти. Побег, схватка с Крысоедом, несколько часов – или даже дней – в узком тоннеле, каждый поворот которого грозил обернуться тупиком…
– Вранье!
– Что?
– Все врет, говорю, твой министр, – Олег скорчил презрительную мину и ковырнул ногой землю, прямо как в тот раз, когда они стояли перед скважиной, и возможность вернуться домой была так близка.
– В чем врет? По поводу?
– Ну вот, например, то, что он говорит про проколы Щита – это вранье. Не придумывали они никакого вещества. Щит открывается и затягивается, если над ним кое-что проделать. В разных места по-разному, конечно… Я помню, одну скважину открыл, когда камушек на нее бросил, в самый центр. А другую – когда на ней сплясал… Так что это все вранье. Положил камушек – Щит открылся. Убрал – закрылся. Никакого вещества там не надо.
– Зачем же он тогда говорил, что надо?
Олег посмотрел на собеседника подчеркнуто иронично:
– Да фиг его знает… Может, он сам не в курсе. Может, его самого обманывают. Люди, с которыми он работает, например. Взрослые – они же, знаешь, как делают. Приходит человек к своему начальнику и говорит: «Мне надо денег, чтобы починить розетку!» Ему дают деньги, а он розетку чинит бесплатно и деньги берет себе. Вот и министр так же. Ему сказали, что Щит очень сложно чинить, он и поверил. А на самом деле, каждый дурак починит.
– Серьезно?
– Ну, блин. Я сколько раз у вас там гулял. А еще возле других люков, где балконов не было…
Коля задумался. Вот его папа уж точно так себя не ведет! И никому не позволяет. Он умный, и вообще. Или все-таки?.. Он же не шпионил за отцом круглые сутки, не проверял, что там у него в компьютере. В отличие от Олега, который за своим – шпионил.
– Я тебе серьезно говорю, – снова подал голос Олег, – взрослые вечно так делают. Врут, в смысле. Когда дело касается денег. Ты думаешь, у нас была бы квартира так обставлена, если бы папа тоже не врал?..
– Обставлена? – Коля вспомнил одинокий стол, заваленный книгами, и засмеялся.
– Ну, ты ведь только в гостиной был. А у меня в комнате… Там столько всего! Жалко, что ты не видел… У меня монитор в пятьсот раз больше, чем у тебя…
Он надолго замолчал, глядя в пол. Ветер, вырвавшись из коридоров, взлохматил светлые волосы.
– Скучаешь по дому? – спросил Коля.
Олег кивнул и отвернулся, уперевшись лбом в холодную стену.
– Я ведь могу вернуться, – начал он неуверенно, – папа мне снова разрешение сделает. Он ведь большой человек.
И вдруг сглотнул окончание фразы. Коля понял, что он изо всех сил борется с эмоциями, сдерживает желание разреветься или заорать.
– Понимаешь, – снова заговорил Олег, и голос его дрожал, – они ведь меня били не для того, чтобы я про тебя что-то рассказал. Тебя бы они все равно казнили! Ну, или министру отдали… Они хотели, чтобы я про папу им рассказал. Чтобы признался, типа, это он мне рассказал, как прокалывать Щит и в Нижний Мир ходить. И все такое. А я им ничего не сказал… Я смогу вернуться, правда! Вот тебя домой отправлю – и тоже вернусь!
Он стал снова мерить шагами зал, подпрыгивал на самых черных, непроглядно темных квадратах – искал невидимый люк. Делал он это нервно, и Коля испугался, что он сейчас провалится в какой-нибудь колодец. Нужно было что-то сказать, но ничего успокаивающего не приходило в голову.
– Олег… А твой папа всегда в министерстве работал?
– Нет, конечно, – он перестал прыгать, хотя, судя по виду, не успокоился, – он раньше орнитологом был.
– Кем?
– Ну, ученый, знаешь? Птицами занимался.
– --
Отца Олега звали тоже Олегом. Как и все его сверстники, он был единственным ребенком в семье, однако вырос неизбалованным, благодаря жесткому, почти военному воспитанию. Родители рассчитывали, что он станет солдатом или милиционером: мама очень любила мундиры, а папа не представлял, чем еще может заниматься в жизни нормальный мальчик. Однако мечтам не суждено было сбыться: Олег-старший оказался болен каким-то несерьезным, не мальчишеским недугом. В минуты сильного волнения он краснел, как ранетка, а иногда даже падал в обморок. В жизни ему это неудобств почти не доставляло, однако в Патрук – Войска Патрулирования Края – его после школы не взяли. Родители смирились с неизбежным: сын останется книжным червем.