Потом они шли по какому-то парку и шуршали прелыми листьями… Дошли до Наташиного дома; она показала ему свои окна на 6-м этаже… И они уже попрощались, она вошла в подъезд, но бегом вернулась и, находясь под своими окнами, звонила из автоматной будки маме, чтоб та не волновалась и ждала ее нескоро.

А потом он повел ее к букинистическому магазину, возле которого, по старой традиции и вопреки милиции, колобродил чернокнижный рынок. Здесь у Наташи зарябило в глазах от пестроты типов и страстей. А Мельников уверенно протолкался внутрь, в полуподвальный магазинчик; там главным продавцом был старый знакомый Мельникова - лысый, похожий на печального сатира, в в профиль - еще и на больную птицу. Он спросил:

–  О! Кто вам сказал, что сегодня я что-то имею для вас?

–  Интуиция, Яков Давыдович, больше некому… И потом, давно не заглядывал… Как здоровье ваше?

–  Мальчик, - не ответив, старик переключился на юного покупателя, который почти лег на прилавок, - ты слишком шумно и жадно дышишь.
– Поднял перекладину.
– Иди, смотри здесь…

–  А можно?

–  Я же говорю, ну! Так вот, дорогой товарищ Мельников. Как здоровье, вы спросили? Плохо, а что? На эту тему есть два анекдота, но я не хочу отвлекаться. Пробейте 46-70, давайте мне чек, потом мы будем разговаривать…

–  А книга, Яков Давыдыч?
– засмеялся Мельников.
– Раньше я хочу видеть книгу…

–  Нет.
– Он глазами показал: не та обстановка, чтобы демонстрировать такой товар.
– Нет. Я лучше знаю, что я говорю. 46-70 в кассу - и не будем один другого нервировать, я же весь день на ногах!

Илья Семенович переглянулся с Наташей. Стало понятно: о безусловной ценности идет речь, придется верить на слово… Вот только найдется ли у него эта сумма? Наташа успокоительно помахала своим портмоне и заняла очередь в кассу, а Мельникова этот букинист придержал:

–  Минуточку! Это ваша жена?

–  Нет, что вы…

–  Еще нет или совсем нет? Я извиняюсь за мои вопросы, но такие девушки теперь - не на каждом углу…

–  Факт, - охотно согласился Мельников и боком ретировался к кассе.
– Значит, 46-70?

…Потом он, счастливый, прижимал завернутую книгу к себе и тряс руку Якова Давыдовича (тот объявил, наконец, шопотом заговорщика, что это - эккермановские "Разговоры с Гете"! "Academia", 1934 год!).

–  Мне ее один писатель заказывал… большая шишка, между прочим. Но расхотелось звонить ему… Последний его роман - я не сужу, кто я такой, чтобы судить? Но, клянусь вам, приличные люди не позволяют себе такую туфту! Или - они уже неприличные… Я подумал: "Нет, Яша, ни Эккерман, ни, тем более, Гете уходить в такие руки не хотят…" А тут - вы как раз, и - с такой девушкой. Она изумительно похожа на мою дочь! Всего хорошего вам, - обратился он к ней напрямик.
– Заходите с товарищем Мельниковым…

Распрощались.

Но, чудной старик, он не дал им уйти просто так.

–  Минуточку! Меня тут не будет с первого ноября. Но мы все утрясем: с понедельника будет Зиночка, это мой кадр, неплохо обученный; если я смогу ей вас показать, - она уже будет знать ваше лицо и оставлять что-то хорошее, что вас интересует…

–  Спасибо. А вы, значит, на пенсию?

–  Я - в больницу, дорогой. Вы что хотели?
– обратился он к военному с чеком.

–  Вон, желтенькую. "Бумеранг не возвращается".

–  Ради бога. Вы хотите убить время? Вы его убьете. Завернуть?

–  У вас что-нибудь серьезное, Яков Давыдович?
– спросил Мельников, снова поймав его беспокойный птичий взгляд.

–  Слушайте, 71 год - это хороший отрезок времени? Да? Я тоже так думаю.
– Он сердито отложил это число на счетах.
– И довольно!
– замахал он руками, не допуская возражений, и полез на стремянку доставать для одной дамы "Семью Тибо". Там, наверху, он оглянулся - еще раз посмотреть на Наташу:

–  Ах! Чтобы такое сходство…

Ребята начали расходиться, но груз нерешенного, недосказанного словно не пускал домой, и они тащились по коридору медленно, неохотно отдирая от пола подошвы…

–  Ге-ен!
– позвал Костя Генку, который пошел не со всеми, а к лестнице другого крыла.
– Гена-цвале!

Генка остановился. Рита и Костя подошли к нему.

–  Ну чего ты так переживаешь?
– спросила его Рита, ласково, как ему показалось.