Шрифт:
Он поднялся, чужой, холодно поблескивающий стеклами очков, в черном пальто, накинутом на плечи…
Она поняла, что его уже не вернешь, и мстительно спросила вслед:
– Вас, очевидно, заждалась ваша мама?
– Очевидно. До свидания.
Хлопнула дверь.
Сидит Светлана Михайловна в полутемном зале одна, слушает гулкие шаги, которые все дальше, все тише.
Черт бы подрал его с этими шуточками! Учитель не имеет права на них! Учитель - это же ясность сама, ему противопоказана двусмысленность… Разве не так?
Они встретились в булочной - учитель и ученик.
– Пять восемьдесят - в кондитерский, - сказал ученик кассирше. Он был интеллигентный, симпатичный - и почти совсем сухой, в то время как на улице наяривал ливень, отвесный, как стена.
– Двадцать две - хлеб, - сказал Мельников.
И тут парень, отошедший с чеком, заметил его.
– Илья Семенович!
– Виноват… - Дождь сделал непрозрачными мельниковские очки.
Пришлось их снять.
– Боря Рудницкий, если не ошибаюсь?
– Так точно! Вот это встреча!…
Дальнейшее происходило в кабине серой "Волги". Борис сидел с шофером, Мельников - сзади, засовывая хлеб в портфель.
– Ну вот… так-то веселей, чем мокнуть. Приказывайте, Илья Семенович, куда вам?
– Хотелось бы домой, на старый Арбат, там переулок…
– Отлично. Толик, слыхал?
– обратился Борис к шоферу; тот кивнул и дал газ.
– Все там же живете, все там же работаете… - с тепловатой грустью не то спросил Мельникова, не то констатировал Борис.
– Да. Боря, а что означает сия машина?
– В тоне Мельникова благожелательное удивление.
– Как что?
– засмеялся Борис.
– Простую вещь означает: что в моем департаменте о ценных кадрах заботятся лучше, чем у вас… Мне, например, уже тогда было обидно, что такой человек, как вы, распыляет себя в средней школе… месит грязь, рискует в гололед… Не только несправедливо, но и нерентабельно для общества! С гораздо более высоким КПД вас можно использовать…
Борис говорил это с тем особым дальновидным юмором, который амортизирует резкость любых суждений и не позволяет придраться к ним…
– Расскажи о себе, - переключил его Мельников.
– А что я? Я в порядке, Илья Семенович, жалоб нет.
– Женат?
– Свободен.
– юмор Бориса утратил долю своей естественности.
– Да, кстати, ведь там у вас обосновалась одна наша общая знакомая?… Как она?
– Рано судить, - с заминкой ответил Мельников.
– Есть свои трудности, но у кого их нет?
– Так ведь она обожает их, трудности! Настолько, что создает их искусственно. Себе-то ладно, это дело вкуса, но другим она их тоже создает…
Помолчали. Мельникову хотелось спросить, что значат эти слова, но его что-то удерживало.
Вдруг, разом потеряв свой "амортизирующий" юмор, бывший ученик повернулся к Мельникову и жарко заговорил:
– Ну ладно: вам я скажу, вам это даже надо знать! Представьте себе невесту, которая буквально у входа в загс бормочет: "Прости меня", швыряет цветы и бежит от тебя! Бежит, как черт от ладана… Красиво? Мало того, что меня опозорили, мало того, что у моего отца был сердечный приступ, так еще сорвалась моя командировка в Англию. На год командировочка! Сами знаете, как они любят посылать неженатых! Да еще в страны НАТО! Про свои чувства я уж и не говорю…
Летели в окнах дрожащие, обгоняющие друг друга огни… Чтобы закруглить эту тему без надсады и зла, Борис сказал:
– А вообще-то все к лучшему. Знаете такую песенку?
–
В жизни всему уделяется место,
Рядом с добром уживается зло…
Если к другому уходит невеста,
То неизвестно, кому повезло!
Огни, огни… Лиц мы не видим.
– Или я неправ?
– Прав, Боря, прав… Здесь можно остановить?
– Так ведь еще не ваш переулок… я ж помню его!
– А неважно, я дворами - короче… Спасибо. Мне еще в аптеку…
– А вот и она, - сказал шофер Толик.
– Благодарю… Прав ты, Боря, в том, что мой КПД - он и впрямь мог быть существенно выше…
Хлопнула дверца.
"Волга" сначала медленно, словно недоумевая, сопровождала Мельникова, идущего по тротуару, а затем рванула вперед.
Он ел без всякого интереса к пище, наугад тыкая вилкой и глядя в "Известия".