Тишина.

— Так почему же вы не!.. простите.

— Пиетт, не надо извиняться. Сейчас вам будет не до извинений.

Тёмный лорд взглянул на императора.

— Я пытался объяснить это единственному человеку — моему повелителю, в Центре Империи. Все считали, что я извиняюсь за взрыв Звезды. Я же, как умел, формулировал то, что произошло возле Альдераана. И мой учитель бесконечно мне в этом помог.

— Первый звонок, — сказал император.

Пиетта поразил его тон. Это была сухая ненависть.

— Господа, я вас прошу обратить пристальное внимание на то, что сейчас скажет лорд Вейдер. Мара Джейд знает тоже. Но до того в суть дела был посвящён лишь узкий круг моих доверенных лиц. Теперь же прошу уделить словам моего ученика самое серьёзное внимание.

— Да, повелитель, — ответил Якс. Он и его приятель сейчас представляли собой предельную сконцентрированность профессионалов. Немного от хищных зверей. Немного от наёмных убийц. И много от привыкшего к напряжённой деятельности интеллекта.

— Теперь, когда вы предварили моё выступление торжественными словами… — буркнул Вейдер.

— А мои мальчики иначе всё ещё имеют тенденцию считать это всё неким бредом, — ответил император, вызвав на щеках «мальчиков» лёгкую краску. Пиетт ничего не мог с собой сделать. Он улыбнулся. Что делать? Редко бывает так, что основной состав любит элиту.

— Хорошо, — сказал Вейдер. — Так вот. Я уже говорил, это был прекрасный момент. Таркин при всех отдал преступный приказ: уничтожить выгодную для Империи планету без санкции на то императора. Таким образом он подставил под удар именно императора. Я, активировав все свои скудные актёрские способности, постарался за время своего пребывания на станции внушить Таркину ощущение и мысль, что нахожусь в таком положении, что сто раз подумаю, прежде чем возразить новому ставленнику императора. Таркин не раз намекал мне, что он действует по приказу императора. Что у него с ним если не сеансы связи, то уж личные приказы в зашифрованном виде он от него получает. Убедившись, что я проглатываю это и не давлюсь, он сделал вывод, что в данный конкретный момент по ряду причин мои отношения с императором дали трещину настолько, что мы с ним практически не поддерживаем контакт. Его разведка донесла о том же.

— Мы с Вейдером поддерживали контакт ментальный, — сказал Палпатин. — Он у нас такой природы, что мы можем говорить друг с другом или хотя бы обмениваться эмоциями из любой точки пространства.

— Тоже выделенный канал, — произнёс Вейдер.

Замолчал.

— И? — не выдержал теперь Якс. — Простите, милорд…

— И, — ответил Вейдер. — Всё сложилось как нельзя лучше. Мостик. Таркин, который уверен в том, что я уверен, будто он получил на это прямую санкцию императора, а потому возразить не посмею. Альдераан в окошке. Принцесса, из-за которой якобы взрывают Альдераан. Прямой преступный приказ. Масса свидетелей. И…

Пиетт сглотнул. Разжал стиснутые до белизны пальцы. И ничего не сказал.

— А потом я увидел, что Альдераан взорван, — сказал Тёмный лорд. — Почувствовал. Сложно было не почувствовать. Он как будто взорвался в моей голове. Я стоял на мостике и не понимал. Каким-то образом… что-то произошло. Как будто из моего восприятия исчез кусок времени. Или я ослеп. Или заснул на секунду. Или глубоко задумался и выпал из реальности. Или паралич на меня напал. Похоже на всё сразу. Этого хватило, чтобы…

Тишина была такая, что закладывало уши.

— Поясняю, — произнёс император. — Лорд Вейдер — второй по силе одарённый в Галактике. Когда-нибудь он станет первым. Равного ему нет.

— Простите? — сказал Якс.

— Прощаю, — ответил император. — И поясняю. Лорд Вейдер не задумался и не уснул. Но почему-то именно в самый ответственный момент с ним что-то случилось.

— Повелитель проверил мой ум, — с трудом, и Пиетт это почувствовал, выговорил Вейдер. Сейчас, если бы хоть кто-то из гвардейцев позволил себе хоть лёгкую усмешку, его подбородок неизбежно познакомился бы с кулаком адмирала. Но два гвардейца не то что не смеялись. Но их лицах медленно проступал тот самый «уровень опасности — „красный“». Не тревога. Чувство уходящей из-под ног земли. Внезапная смертельная опасность.

— Повелитель проверил мой ум, — повторил Вейдер. — И нам помогли в этом.

— И? — спросил Пиетт, хотя знал, что спрашивать не имеет права.

— И — ничего, — сказал Палпатин.

— Что — ничего? — выдохнул Пиетт.

— Ничего такого. Никакого воздействия. Всё совершенно естественно и органично. Так, как лорд Вейдер и должен был это сделать. Стоять. И смотреть.

Пиетт чувствовал, что происходит нечто важное. И чувствовал холод. Сильный холод. Но не мог понять его природу.

— Вы не понимаете, адмирал, — сказал император ему. — И вы, господа, — кивнул он гвардейцам. Это не удивительно. Я сам не понимаю.

— Но этого не может быть, — сказал Якс. — Простите за стандартность фразы, но этого не может быть.

— Но это есть, — ответил Палпатин. И пристально посмотрел на гвардейцев.

Вейдер мог поддерживать разговор машинально. Всё было обговорено и проработано ещё вчера. Его учитель и он выработали сценарий возможных действий и выучили его. Роль себя как якобы подопытной мыши ему не мешала. Он знал, что гордость гаснет там, где наступает смертельная опасность. Но гордость была не главной. Пиетту он верил. Интуитивное желание взять с собой на совещание для посвящённых своего адмирала считал безусловно верным. То, что учитель с ним был согласен, подтвердило его правоту. Они с Палпатином редко приходили к одинаковым выводам. Слишком разные люди. Разные всегда. Здесь совпали. Значит, стоило брать. И стоило сделать так, чтобы маленький адмирал знал, с чем имеет дело. А для этого лорд в роли подопытной мыши непонятно для кого — лучшее, что может быть. Это бьёт сильно. И напрямую.