Яшка с нескрываемой гордостью бродил вдоль гармошки состыкованных паровозов из конца в конец, любовно дыша на полированные поверхности и по-хозяйски протирая их рукавом.

– Простор-то какой! – кричал он через все шлюзовые переходы.

– Тут ежели плакат повесить, так на нем можно аршинными буквами написать «Да здравствуют Советы рабочих, крестьянских, солдатских, матросских и аборигенских депутатов!» – и еще место останется.

– Яш, зайди-ка сюда, – из командной рубки главного паровоза выглянул озабоченный Сидорчук.

– Иду! – Косенков, нарочито громко топая и по-журавлиному перешагивая через комингсы, приблизился к рубке. – Вспотеешь, пока дойдешь! – радостно сообщил он. – Ну, чего тут у вас?

– Ничего, – проворчал Сидорчук.

– Мы вышли в точку встречи со станцией, – пояснил Мустафа.

– Молодцы! – Яшка одернул гимнастерку. – А ну, покажьте!

– Смотри сам, Яков Филимоныч.

Косенков шагнул в рубку, и улыбка медленно сползла с его лица. Навигационные экраны паровоза были пусты.

Станция пропала.

– Черт! – поручик Яблонский бросил колоду. – Тройка, семерка, туз! Если вам снова повезет, я всерьез буду считать, что вы в сговоре с пиковой старухой… – он снял китель, сверкнувший золотом погон и воротником, засаленным до свинцового блеска. – Идет за кольцо и сапоги!

– Прошу извинения, – Купер брезгливо пощупал ветхую ткань. – Только за сапоги.

– Однако, братец, ты поразительно скуп для миллионщика! – поручик с укоризной протянул Джеймсу перетасованную колоду. – Сними.

– Какой там миллионщик! – вздохнул Купер, выбирая карту. – Все в прошлом… Вот разве что ваши друзья дадут благоприятной цены за груз…

– Можешь не сомневаться! – заверил Яблонский, пожирая глазами карту в руках Джеймса. – В золоте будешь купаться! Нектар и амброзию вкушать! Кстати, что это я все на «ты», а брудершафта не пили! – он живо наполнил бокалы. – Давай за дружбу!

– С удовольствием, – вздохнул Джеймс, предусмотрительно отодвинув карту на край стола. – Так у вас и золото есть?

– Есть, есть, – поручик с сожалением проводил карту глазами. – Все есть, были бы патроны… – он залпом осушил свой бокал, забыв о брудершафте.

Купер не настаивал. Прихлебывая ароматный ликер, он внимательно присматривался к своему новому знакомому. Поручик казался странноватым, но вполне разумным молодым человеком, к счастью, начисто лишенным деловой хватки. Выходя в эфир с борта станции, Джеймс не мог и надеяться, что будет так скоро услышан и взят на буксир космическим кораблем, прилетевшим не со зловещего Красного Гиганта, а с вполне цивилизованной планеты, расположенной где-то неподалеку.

– Тут главное что? – продолжал Яблонский, занюхав воротником кителя. – Главное – доставить всё в целости и сохранности.

– Могут предполагаться препятствия? – удивился Джеймс.

– А черт его знает! Как масть ляжет… – поручик снова взял карты. – Сам понимаешь, в эмиграции живем. Зачем с властями ссориться, когда патронов нет? Другое дело – с пулеметом! – он ласково погладил маслянистый кожух стоящего у ног «максима». – Может, и отобьемся…

– Что значит – может? – встревожился Купер. – Вы не имеете разрешения властей?

– Да какое там разрешение! – Яблонский махнул рукой. – Сколько лет живем и разрешения не спрашиваем. Ты не волнуйся, прошмыгнем незаметно, разгрузимся в тихом месте – они и знать не будут.

– Но как вы объясните появление товара на планете? Не будут ли вам задавать неудобных вопросов?

– Вопросов?! – поручик вдруг расхохотался. – Нет, эти не будут. На редкость неразговорчивый народ.

Утирая выступившие слезы, он снова потянулся было к бутыли, но тут из узкого отверстия аварийного люка появилась и замерла, словно охотничий трофей на стене, огромная, заросшая рыжей шерстью голова.

– Ну, чего тебе, Родионов? – Яблонский повернулся к люку.

– Так что, вашбродь, там это… – голова неопределенно боднула воздух, кося бизоньим глазом на Джеймса Купера. – Никак, погоня…

Трудно описать радость командира красной эскадры Яшки Косенкова, когда сквозь тугую тьму, заполнявшую навигационные экраны головного паровоза, проклюнулась вдруг едва заметная светлая черточка, не больше риски на сапожной линейке.

– Они? – еще не веря счастью, осторожно спросил он приникшего к экрану Мустафу.