– Этого не может быть! – Катя с ужасом смотрела на старуху, продолжавшую перечислять детей и внуков.

– Я ведь тебе говорил, – прошептал Егор. – А ты не верила…

– Чему я должна верить?! – Катя повернула к нему заплаканное лицо.

– Да ты не реви, девка! – подал голос Михась. – Мы твою бабку не забижали. Кому она нужна, тварь насекомая?! Забирай в полной сохранности, раз уж вы и впрямь родня!

– Э-э, погоди, Михась, – Борташ расплел ноги и спрыгнул с лежанки.

Егор с удивлением обнаружил, что широкий кряжистый торс батьки едва возвышается над колодой, опираясь на коротенькие кривенькие ножки.

– Тут разговор интересный намечается, – Борташ вразвалку подошел к Егору, поигрывая тесаком, и остро прищурился на него снизу вверх. – Куда ж это вы, касатики, летали? На чем?

Егор молчал, глядя на острие тесака, выписывающее восьмерки в неприятной близости от его живота.

Неожиданно в дверь землянки бухнули снаружи, в проеме показалась голова в офицерской фуражке.

– Батька! Там снаряд сел!

– Где? – Борташ метнулся к двери.

– На заправке! Прямо возле наших! О, чуешь?

Издалека вдруг послышался взрыв, а затем несколько коротких очередей.

– Чего это? – растерянно спросил Борташ.

– Пулемет! – неожиданно оживилась старуха. – Нешто сам Яков Филимоныч пожаловали? Слава тебе, господи, дождалась!

Нет, подумал Егор, не пулемет это. Из «калаша» садят! Такую очередь ни с чем не спутаешь. Похоже, тут есть стрелки и кроме Якова Филимоныча.

– Так вот какая у тебя родня! – Борташ угрожающе шагнул к старухе.

– Это не мы! – поспешно сказал Егор. – Мы мирные люди! У нас и бронепоезда-то нет! То есть этого… паровоза! Снаряда!

Новый взрыв грохнул ближе. С потолка посыпалась земля.

– По коням! – рявкнул Борташ. – Ярина, мать твою!

– Тут я!

Занавеска колыхнулась, из-за нее стремительно явилась молодуха в кожаном потнике и полной сбруе. Ремни крест-накрест перехватывали ее сильное тело. Бугрящиеся мышцами руки в шипастых рукавицах крепко держали на сворке целую стаю кошмарных зверюг, казалось, сплошь состоящих из клыков и когтей.

В землянке вдруг стало очень тесно. Егор прижал взвизгнувшую Катю к стене, закрывая ее от рвущихся с поводков тварей. Борташ ловко вспрыгнул молодухе на закорки и пришпорил пятками под бока.

– С этих – глаз не спускать! – велел он Михасю, распахнувшему дверь. – Головой отвечаешь!

Упряжка рванулась прочь из землянки. Борташ на скаку выкрикивал приказы:

– Сивый! Гуртом через лес – в обход! Хромого с арбалетчиками – на холмы! Копейщики, цепью вперед – марш!

По улице рассыпался дружный шлеп лаптей и укатился вдаль, откуда доносились редкие автоматные очереди. Михась запер дверь и повернулся к пленникам.

– Видали? – не без гордости сказал он. – С батькой шутки плохи! Он подошел к колоде и, оглянувшись на дверь, торопливо наполнил чеплагу самогоном из бутыли.

– Глядите у меня! – пригрозил он, поднося чеплагу ко рту. – Шоб ни звуку, ни шороху!

Мутная жидкость без задержки полилась в его широкое горло.

– Мы глядим, глядим, – прошамкала старуха и вдруг едва уловимым движением метнула клюку.

Михась выронил чеплагу и завалился на лежанку, сорвав торчащей из шеи клюкой ветхую занавеску.

Старушка утицей просеменила к нему и, обхватил клюку костлявыми пальцами, всадила ее поглубже. Михась выгнулся дугой и захрипел.

Егор отвернулся. Катя вцепилась в него, дрожа всем телом.

– Не надо смотреть, – он прижал к себе ее голову.

Со стороны лежанки послышалось несколько всхлипов, и все стихло.

– Попомнишь у меня Нюрку-пулеметчицу, интервент! – старуха подошла, обтирая занавеской острый конец клюки. – Больно грозный. Чистый сколопендр! Только дурнее… – она отбросила окровавленную тряпку в угол. – Ну, чего слиплись? Не намиловались за сорок лет? Там Якову Филимонычу, поди, подмога нужна! Пошли!

Старуха ухватила Катю за руку и потащила к двери.

Единственная улица деревни была пуста. У догорающего костра валялся опрокинутый котел, истекающий последними каплями пролитой похлебки. Вдали у серой пирамиды заправочной станции к небу поднимался дымный столб. Старуха повернула в противоположную сторону.

– Куда мы идем? – спросила Катя, едва поспевая за ней.

– Кругалём да напрямки, – не оборачиваясь, ответила старуха. – Так-то оно вернее будет…

Такого Егор еще не видел ни на Земле, ни на станции «Мир», ни в паровозе Сидорчука. Подземный коридор, выложенный светящейся плиткой, уходил в бесконечную телескопическую даль. Через каждые десять шагов из стены выступала сложной конфигурации приборная панель, усеянная живо перемигивающимися огоньками.

– А для чего это? – Егор мог бы поспорить, что приборы имеют внеземное происхождение, если бы не выведенная по трафарету надпись над каждой панелью: «Руками не трогать!»