Затем Фарго исполнил несколько куплетов из нежной любовной песни, надеясь восстановить расположение скользунов. Поскольку они снова стали оранжевыми, он решил, что это ему удалось.

Один из маленьких скользунов протянул Фарго нечто, напоминавшее голубой фрукт. Потыкав мякоть своим сенсорным проводом, Норби произнёс обиженным тоном:

— Будь моя воля, я бы позволил им отравить вас за такое отношение ко мне, но, к сожалению, в меня заложена необходимость защищать вас. Поэтому можете мне верить, когда я говорю, что этот предмет съедобен.

— Вполне съедобен,— согласился Фарго, попробовав фрукт.— Перекусим — и к принцессе!

Каждому из землян вручили по одному фрукту, даже Норби, но он выбросил свой подальше. Остальные различными восклицаниями выразили своё удовольствие и как-то незаметно для самих себя прошли за дверь внутренней ограды. Норби мрачно плелся следом.

Дверь захлопнулась. Джефф снова услышал сопрано, сердито выводившее на самых высоких тонах:

— И-ди-о-ты!

Джефф первым понял, что они попали в клетку. Их окружала решетчатая ограда, а крыша над головой была покрыта толстыми прутьями. Щели в ограде и потолке не оставляли надежд выбраться наружу: даже Норби был слишком велик для этого.

Слева виднелась дверь, ведущая в клетку меньшего размера, со сплошными стенами и крышей. Часть крыши у дальней стены большой клетки выпячивалась вверх, освобождая место для маленького, но необыкновенно красивого дерева с коротким мощным стволом и длинными листьями, отливавшими с одной стороны серебром, а с другой — золотом.

Из клетки меньших размеров вышел Эйнкан в сопровождении четырёх иззианцев в оборванных мундирах. Лицо учёного хранило скорбное выражение.

— Принцесса старалась предупредить вас, но вы не послушали её,— угрюмо сказал он.

— Тише! — громким шёпотом произнесла высокая иззианка. В шнуре-аксельбанте, прикреплённом к плечу её мерцающей униформы, похожей на ночную рубашку, поблёскивали медные нити. Её длинные черные волосы были заплетены в две тугие косы. Она явно была рассержена.

— Я — капитан Эрика,— представилась она.— Вы должны либо петь, либо говорить шёпотом. Эти маленькие существа не слышат шёпота. Если вы будете говорить во весь голос — говорить, а не петь,— то они будут жалить вас до тех пор, пока вы не замолчите.

— Скользуны ужалят нас? — изумлённо спросил Джефф.

— Ш-шш! Не так громко. Их щупальца пребольно жалят.

— Я же вам говорил! — выкрикнул Норби.— Я говорил! Ладно, пусть жалят меня, я всё равно ничего не почувствую.

Несколько скользунов протиснулись в клетку между прутьями и медленно направились к Норби. Тот сразу же спрятался в свой бочонок.

— Забавно,— прошептал Фарго.— У скользунов такой превосходный слух, что шум человеческой речи, должно быть, ранит их барабанные перепонки или то, чем они слушают.

Олбани указала на скользунов, столпившихся вокруг Норби и тыкавших в его стальной корпус своими щупальцами.

— Смотри,— прошептала она.— Их коричневые ножки стали оранжевыми.

Вскоре скользуны прекратили нападать на Норби и отошли, оставив на нём маслянистые потеки. Джефф осторожно вытер робота своим носовым платком, а затем выбросил платок, подозревая, что маслянистая жидкость обжигает кожу.

— Заметьте, их ножки покрыты коричневой грязью,— прошептал Фарго.— Когда грязь высыхает, она начинает шелушиться, открывая оранжевую кожу.

— Скользуны кормятся в грязи, покрывающей эту планету,— прошептала капитан Эрика.— Полагаю, их предки обитали в море, а когда моря высохли, они развились до своего теперешнего состояния.

— Они такие же безобразные, как и эта грязь,— прошептала вторая женщина из команды «Челленджера». Двое мужчин, пожилой и молодой, согласно кивнули и тяжко вздохнули.

— Где принцесса? — спросил Йоно так тихо, насколько позволял его бас.

Зажурчал мелодичный смех, и земляне начали осматриваться в поисках источника звука. Вокруг никого не было.

— Глупенькие,— произнесло сопрано, не снисходя до шёпота.— Ничего себе, спасательный отряд! Я узнаю Эйнкана, но кто эти чужестранцы — особенно тот кудрявый красавчик с бочонком в руках?

— Я? — ошеломлённо спросил Джефф. Ещё ни одна женщина не замечала его, когда он находился в обществе Фарго, а тем более не называла его «красавчиком».

— Ой! — воскликнул он секунду спустя, когда скользун ужалил его одним из своих щупалец. Это, в самом деле, оказалось больно. Очень больно.

— Но где она? — прошептал Джефф, потирая руку.