Так как меня постоянно видели в клубе, сидящим за синтезатором, менты решили заменить мною Андрея. Все мои отмазки, что я не умею ничего, кроме барабанов, никого не переубедили. Я встал перед выбором: или на свинарник к Андрюхе, или осваивать новый инструмент. Почему я выбрал второе? Во-первых, свинарник – это самоубийство, а во-вторых, все настолько привыкли играть под фанеру, что практически разучились играть сами. И если прекратить писать фонограммы, то мусорам станет известно о том, что коллектив у нас никакой и вживую они играть не умеют. А это значило, что около сорока человек попадут за это под жесткий пресс и угреются на промку. Вот и выбирай: солидарность с Андреем или спасение нескольких десятков зеков. Поэтому я стал осваивать инструмент с помощью Вована, который, в отличие от меня, знал ноты и неплохо разбирался в гармонии.

Теперь участь «бодаться» с Еремой выпала мне, так как, сев за синтезатор, я автоматически стал художественным руководителем. Близился август, и, зная любовь нового босса к русскому року, я предложил ему сделать концерт памяти В. Цоя, годовщина смерти которого приходилась на 15 число.

– Отличное предложение, Юра. Просто замечательно, у меня ведь все диски есть.

Так я нашел слабое место Еремы. А почему не Цой? Ведь все эти шансоны уже так всех достали, а после нашего концерта с Ивановым ничего путевого в зоне не игралось.

Но я недолго радовался своему предложению. Ерема сходил к хозяину, получил одобрение на концерт. Только решением начальника песни группы «КИНО» должны были исполнить все коллективы. Мы, конечно, подготовили этот концерт, только вместо программы памяти В.Цоя у нас получилось нечто угарно-развлекательное. Только представьте, как на сцену выползает весь ансамбль народных инструментов с балалайками и гармошками и поет «Восьмиклассницу»! А духовой оркестр, исполняющий «Группу Крови», представили?! Акробаты под композицию «Муравейник» кувыркаются и делают всякие сальто. Короче, «полый аншлаг». Зона давно так не угорала. Это было что-то, покруче любого КВНа.

Помимо клуба, я все также читал радиогазету, ежедневно приходя на пульт ОД.

И вот в один прекрасный день пультовик сказал мне, чтобы я шел в штаб.

– А что я там забыл-то?

– Да говорят, что адвокат к тебе приехал.

– Какой нахер адвокат, - удивился я, - у меня их никогда не было.

– Не знаю, сказали, Соломина к адвокату. Значит иди.

Придя в штаб, я зашел в приемную. Это была небольшая комната, в которой сидел начальник моего отряда и незнакомый мне мужчина.

– Вызывали?

– Да, заходи, Соломин, - пригласил меня отрядник, - вот познакомься, адвокат к тебе.

– Здравствуйте.

– Да ты присаживайся, не стесняйся, - мужчина показал жестом на стул, - меня зовут Андрей Николаевич, я приехал ходатайствовать о твоем условно-досрочном освобождении.

– С чего это мне такая честь? – удивился я.

– Эдуард Вениаминович за тебя волнуется, просил помочь.

Тут до меня дошло. Лимонов, после освобождения периодически писал мне письма, даже присылал посылки несколько раз, но о том, что он замутит мне УДО, я никогда не думал. Да, он писал в письмах, что пытается решить вопрос в отношении меня, но, зная его занятость и правила колонии, я не верил в то, что что-то получится.

– Понятно, - поддержал я разговор, - огромное спасибо ему передавайте за заботу.

– В общем так, Юрий, по закону тебе можно претендовать на досрочное освобождение, что мы и будем делать. Обещать я, конечно, ничего не буду, но то, что в моих силах, организую. Теперь мне надо знать о тебе все.

Последовал ряд вопросов, на которые я без замедления ответил.

– Я напишу ходатайство, - продолжал Андрей Николаевич, - от твоего имени и привезу тебе. Ты ознакомишься, подпишешь, и мы отправим его в суд города Энгельса. Через неделю я к тебе приеду.

Адвокат уехал, а у меня сорвало колпак. «Неужели получится? Ну Эдуард, ну молодец! Блин, начальник наверное залупится, мне ведь еще два с лишним года сидеть. Такие срока тут никто не оставляет.»

– Если Лимонов впрягся, то получится, – успокаивал Мишка, когда мы встречались с ним в клубе.

– Что, на УДО собрался? Да кто ж тебя отпустит? – обламывали мусора.

Вот и думай теперь. Все, что я пережил в эти дни, никакими словами не передать. У меня пропал сон, я постоянно представлял себе волю, мать, друзей. Ведь если все получится, то где-то месяца через полтора я буду дома. А если нет…

Через неделю приехал адвокат и привез ходатайство, которое я сразу подписал. Наступило время ожидания. Я за весь срок столько не думал, как в эти дни. Чем бы я себя не заморачивал,

время словно остановилось и тянулось, как резина.

– Соломин, а ты не можешь адвокату сказать, чтобы он подождал с ходатайством месяцок? – спросил меня как-то начальник воспитательного отдела.
– А то смотр на носу, кто тебя заменит?

– Борис Алексеевич, Вы когда-нибудь видели зека, который хочет задержаться в зоне?