– Понимаешь, Юрок, - учил Стас, - без дороги в тюрьме не жизнь. Она нам очень помогает. Сидят, например, подельники в разных хатах, а им договориться надо, что следователю говорить, чтобы показания совпадали. Вот они и общаются друг с другом с помощью дороги. Мусора начинают какую-нибудь хату щемить – сразу отписка по тюрьме: «На помощь!», значит. Ну и так далее. Поэтому дорога – это святое. Здесь все строго. Мусора постоянно рвут коней, пытаются перехватить переписку. Так что, если вдруг палево какое, а у тебя мульки на руках, сделай так, чтобы они не попали к мусорам: гаси их в дальняк, жри, делай, что хочешь, но только не запали, а то пиздец будет. Врубаешься?

С каждым днем я все больше времени проводил на дороге и все больше вникал в ее тонкости.

В тюремной жизни вместе с тяготами были и приколы. Одним из таких приколов было присваивание кличек. Если у человека, заехавшего на централ, не было погоняла, ему присваивала прозвище тюрьма. Выглядело это следующим образом: человек вылазил на решку и орал на весь тюремный двор фразу: «Тюрьма, старушка, дай кликушку, не мусорскую, а воровскую!». Со всех сторон выкрикивались различные погоняла, из которых надо было выбрать себе подходящее. В благодарность за погремуху надо было спеть песню.

Как-то один парнишка, заехавший к нам, попросил таким образом его обозвать. Предложения поступали разные, но он никак не мог выбрать. Потом кто-то крикнул: «СОЛИСТ».

– Не, не катит, - ответил наш герой.

– Да ты не понял, брат, солист это не тот, который песни поет, а тот, который капусту солит!

Тут вся хата просто упала со смеху.

– Ништяк, катит! Буду солистом. А че, пацаны, капусту солить, это же в бабле купаться! Клевое погоняло!

Иногда меня вывозили в ИВС на допросы.

– Юрий, почему ты такой упрямый? Все равно, дело твое почти доказано, остались небольшие мелочи, - разводил меня следователь, - мать хочет к тебе приехать, но пока не дашь показания, я ее к тебе не пущу. Зачем молчишь? Сознайся – сидеть меньше будешь. Мы походатайствуем, и судья сделает снисхождение.

– Как вы не понимаете! Я этого не делал, мне не в чем сознаваться, - стоял я на своем.

– Дурак ты, Юра. Все равно тебя посадят. Я ведь как лучше хочу.

Я понимал, что меня разводят. Чего-то им не хватало, чтобы завершить дело, и они копали под меня яму, а помогали им в этом мои так называемые друзья.

Я уезжал на тюрьму, где мне сообщали, что срок моего ареста продлен.

Я писал жалобы в различные инстанции, но не дождался ни одного ответа. Я начинал понимать, что вся эта мусорская система сильно отлажена, что эти «слуги закона» научились обходить этот закон стороной и сами вершили «правосудие» так, как им удобнее. Они зарабатывали свои «звездочки» на жизнях невинных людей. Вместо того чтобы искать преступников, они брали крупные взятки и подставляли тех людей, которые не могли им заплатить.

Позже мать рассказывала мне, что этот следователь за мое освобождение просил у нее двадцать тысяч долларов. Получается, что жизнь человека, стоит немного - заплати мусорам, и убивай кого хочешь.

– Юрок, дойдет дело до суда – выбирай суд присяжных, - учил меня Федор, - там люди обыкновенные сидят, не испорченные мусорской системой. Сумеешь доказать, что это не ты убивал – пойдешь домой, а не сумеешь – на зону поедешь и надолго. Вот такие, брат, дела. Сам с ними уже пятый год воюю, доказать не могут, а посадить хотят. Благо адвоката мне сильного братки наняли. Пятый год на этой тюрьме отвисаю, а уйти пока не получается. Тут ведь как. Попасть сюда очень просто, а вот выбраться практически невозможно. Беспредельничают собаки, стрелять их надо.

Как-то заехал к нам в хату парнишка. Не успели за ним тормоза закрыться, как он с порога заявил:

– Пацаны, а где здесь наколки делают?

– У, да ты откуда такой ушлый-то взялся? – засмеялись братки.

– Со станции я, со Столбовой. Давно хотел в тюрьме побывать, наколки сделать. Меня Кеша зовут.

– Ты что, больной что ли? Кто ж это по своей воле в тюрьму-то хочет? – сидя за дубком поинтересовался у него Ваня. Ваня – парень мажористый, сын богатых родителей. Когда на воле был, любил на машинах крутых кататься, бандита из себя строил. Занимался вымогательством, за что и угрелся.

– У меня дядька сидел, его в деревне все боятся. Я тоже хочу стать таким, - браво отвечал Иннокентий.

– Да ты подожди наколки-то делать. Сидор [15] сначала разбери, с пацанами познакомься, чифирни.

– О, чифир я люблю.

– Это когда ж ты его полюбить-то смог? – еле сдерживая смех продолжал беседу Ваня. – Ладно, иди, чифирнем, если ничего за собой не чувствуешь.

– А как это, «чувствовать за собой»? – удивленно спросил Кеша.

– Чувствовать за собой? Хм. Ну, это когда письку, например, сосал или в попку баловался. Понимаешь?