– Не знаю. Это ведомо только мечу.

– Ты меня удивляешь, Сидхи.
– Джерри-а-Конель поглаживал своего кота.

– Только не подумайте, что это предрассудок.

Порой мы можем заглядывать в иные миры, иные эпохи - и это время именно

таково. Что будет, то будет. Изменить мы ничего не можем, но даже смутное

ощущение грядущих судеб может оказаться полезным для нас. Я должен спеть

свою песнь, и я спою ее. - Казалось, что Гоффанон пытается в чем-то

оправдаться. Он обратил свой взор к луне.
– Но помните - пока я пою, вы

должны молчать.

– О чем же ты будешь петь?
– спросила Медбх.

– Я еще не знаю. В нужное время слова придут ко мне сами. Гоффанон стал

медленно подниматься на вершину кургана. Он держал меч обеими руками, так,

чтобы абрис рукояти не сходил с лунного диска. Остальные отступили под

деревья.

Достигнув вершины кургана, кузнец остановился.

Сладкие, дурманящие запахи ночных цветов, странные шорохи, потрескивание

ветвей и попискивание лесных зверушек полнили собою ночь. Лес стоял

непроницаемой черной стеной. Воздух словно застыл. Постепенно все звуки

смолкли, слышалось лишь дыхание людей.

Какое-то время Гоффанон стоял неподвижно. Вздымалась только его широкая

грудь. Глаза были закрыты. Затем он неспешно отметил рукоятью меча восемь

сторон света.

И началась песнь. Вот что пел Гоффанон:

Сотню мечей отковал я Славным воителям Сидхи. Но из сражений кровавых

Только один воротился.

Кого-то земля схоронила, Другие волной укрыты. Сто воинов вышли в битву,

Но только один воротился.

Обломков меча заветных На новый клинок не хватит. И без железа мабденов

Мечу не родиться внове.

В славном мече Гоффанона Мабденов и Сидхи сила. Силы же нет без изъяна -

Помни, Корум, об этом!

Гоффанон поднял меч еще выше, раскачиваясь, словно в трансе.

Ясная сила Солнца, Мудрость Луны туманной Сплелись в мече воедино, Участь

его предрешая.

Страшен врагам он будет Нынешним и грядущим, Силой напитанный Солнца,

Мудрой Луной взлелеян.

Казалось, что Гоффанон только касается острия меча, меч же держится в

воздухе сам собою.

Корум вздрогнул, вспомнив, что он уже видел этот меч во сне.

Имя клинку дается, - То-то враги затрепещут! Лезвием этим впору Скалы

гранитные рушить.

Гордый клинок Гоффанона, Время идти к вадагу. Пищу червям могильным

Давать ты отныне будешь.

Срок наступил для сидхи, Срок пришел для вадагов, Страшной кровавой

жатвы, Расплаты с врагом извечным.

Волна озноба пробежала по телу Гоффанона, он едва не выронил меч.

Кузнец громко застонал, но, похоже, кроме Корума его никто не слышал -

странное оцепенение охватило стоявших под деревьями.

Собравшись с силами, Гоффанон продолжил:

Лезвие славное, клинок безымянный! Стань же для Корума верным слугою.

Черные ветры воют над Лимбом Черные ветры зовут мою душу.

С последними словами Гоффанон вскрикнул. Похоже, картина, открывшаяся

ему, была поистине ужасна.

Этот ли меч видел Корум во сне? Может быть, то был другой, похожий

клинок? Да, лучшего оружия для борьбы с Фой Мьёрр нельзя было и придумать. Но

был ли он предан Коруму? Не мог ли он подвести его?

Судьбы приговор исполнен - Выкован меч заветный, Рукою клинок не сломишь,

Грядущего не отменишь.

Корум видел один только меч. Принц и сам не заметил, как оказался на

вершине кургана. Ему казалось, что меч висит в воздухе сам собой. Лезвие

светилось то златом, то серебром.

Корум протянул к рукояти, серебряную руку, но меч тут же отлетел в

сторону. Корум протянул к нему живую руку, и тогда тот позволил взять себя.

Песнь Гоффанона продолжалась. Начиналась она торжественным гимном, теперь

же больше походила на погребальное песнопение. Уж не звуки ли арфы