Шрифт:
Николас задрожал, и Дуглесс, положив руку ему на плечо, сказала:
— Полно, Николас! В этом нет вашей вины! Вы ведь к тому времени уже умерли и ничем не могли ей помочь! Ох, ну что я-то такое несу? — подумала при этом она. В эту минуту Николас обернулся к ней, и она увидела, что он… смеется!
— Что ж, мне следовало бы знать, что уж она-то сумеет подняться! — воскликнул он, — Стало быть. Дики Хэарвуд! — повторил он и зашелся в приступе смеха — да так, что никак остановиться не мог!
— Расскажите же и мне! — потребовала Дуглесс.
— Ну, Дики Хэарвуд — этакое важно ступающее лысое чучело… — начал он.
Не понимая, что он хочет этим сказать, Дуглесс насупилась.
— Просто богатая задница, сударыня! — пояснил Николас. — Да, богатая такая задница! Очень и очень богатая! — И, вновь ложась на спину, он с улыбкой произнес:
— Что ж, приятно узнать, что мать не оказалась тою, кто увозит все свое достояние в одном-единственном сундучке!
Продолжая улыбаться, он налил и подал Дуглесс чашку чая, а когда она приняла ее, схватил валявшийся на одеяле небольшой конверт, принесенный ею из магазина, намереваясь заглянуть внутрь него.
— Нет, погодите… — начала было она, но Николас уже рассматривал открытку с изображением леди Арабеллы.
Затем, уставясь на Дуглесс этаким пристальным и всепонимающим взглядом — ей, право же, хотелось вылить этот чай ему на голову! — насмешливо спросил:
— А что, у них и открытки со столом есть в продаже, да?!
— Я совершенно не понимаю, что вы, собственно, этим хотите сказать? — надменно и не глядя на него отозвалась Дуглесс. — Эта открытка принесет пользу нашему с вами расследованию: возможно, она поможет… — начала она и запнулась, так как никак не могла придумать, выяснению чего именно могла бы помочь открытка с изображением той, которая стала матерью незаконнорожденного ребенка Николаса!
А он лишь насмешливо фыркнул на все ее объяснения!
Немного погодя он спросил:
— А что, если мы заночуем в этом городишке? А завтра поутру я бы купил себе «Армана и Рэйфа».
Дуглесс не сразу сообразила, что именно имеется в виду, но затем вспомнила об американских журналах, которые он просматривал.
— Должно быть, вы хотите сказать: «Джорджио Армани и Ральф Лорен», верно? Вы что-то такое от них хотели бы приобрести, да?
— Ну да, да! — откликнулся он. — Верно: костюмы в стиле вашего времени. Я ведь возвращаюсь в Торнвик и тоже не желаю быть наследником с одним-единственным сундучком!
Доедая маленький сандвич, Дуглесс подумала: пока не найдется Роберт, а вместе с ним и мои туалеты, мне тоже придется купить для себя еще кое-что из одежды.
Она взглянула на Николаса, закинувшего руки за голову. Стало быть, завтра утром они отправятся по магазинам, а весь следующий день, видимо, проведут в Торнвике, пытаясь понять, кто же именно оклеветал его перед королевой!
А сегодня ночью… — подумала она. — Да, сегодня ночью им опять предстоит ночевать в общем номере гостиницы!
Глава 6
Дуглесс восседала на заднем сиденье большого такси, заваленная коробками с багажом. Ну вот, куда я в конечном итоге приземлилась, — думала она, вспоминая, как недавно сидела на заднем сиденье машины Роберта в окружении багажа Глории и все пыталась устроиться поудобнее. Но теперь рядом с нею сидел, вытянув вперед длинные ноги, Николас. Его внимание было целиком поглощено миниатюрным экраном с работавшим от батареек электронным приспособлением для игр, которое они приобрели в магазине утром.
Откинув голову на спинку сиденья и смежив веки, Дуглесс погрузилась в размышления о том, как они с Николасом провели эти несколько последних часов. Вчера вечером, после чая в Беллвуде, она вызвала такси и попросила отвезти их в какой-нибудь пристойный отель в Бате.
Водитель доставил их в очень симпатичную гостиницу, разместившуюся в доме, построенном в восемнадцатом веке, и Дуглесс удалось заполучить для них с Николасом на ночь номер из двух комнат. Ни ей, ни Николасу даже в голову не пришло поинтересоваться, есть ли в наличии отдельные номера. Комната-спальня оказалась замечательной: мебель обита желтым ситчиком, на стенах — цветастые обои, на кроватях — такие же цветастые покрывала. Николас потрогал ладонью обои и поклялся, что, когда вернется к себе, обязательно найдет какого-нибудь живописца, который разрисует стены в его доме лилиями и розами.