Общественное мнение, во всех кругах, в эту минуту — более за вас, нежели когда-либо. Все ваши последние статьи встретили здесь самый сочувственный прием. — Словом сказать, «Москва» в авантаже обретается против Валуева, который все более и более низится во мнении, и даже в недрах смиренномудрого Совета по делам печати возбудил к себе сильное недоброжелательство.

Вот задатки, которыми можно будет воспользоваться — при неминуемом содействии обстоятельств и всесокрушающей силе вещей.

Что же до вас касается, т. е. до положения, в какое поставлена «Москва» этим вторым предостережением, я вот что бы советовал сделать. — Пропустивши несколько дней, я бы в передовой статье изложил — со всевозможною сдержанностию и спокойствием — всю мою profession de foi [51] по всем началам, защищаемым «Москвою», все учение вашего толка по всем вопросам — жизненным вопросам русского общества, начиная с самодержавия и кончая, пожалуй, тарифом… Вслед за этим или, лучше сказать, в сопоставлении с этим, я указал бы — смело и отчетливо — на все враждебные силы, вне и внутри России, грозящие ее существованию, — на те стихии, которые историческою необходимостию сближаются и совокупляются в одну громадную коалицию, направленную против не только политических интересов России, но против самого принципа ее существования, — Польша, католичество, клерикально-наполеоновская Франция, австрийские немцы, мадьяры, турки и проч. — имя их же легион — и все эти вражеские силы, уже сознательно действующие. Все это следует подкрепить фактами несомненными — осязательными — и вслед за этим предложить вопрос: есть ли какой смысл, ввиду предстоящих случайностей, ослаблять возможность противудействия, подрывая свою собственную нравственную силу в одном из самых жизненных органов русского общества? — Но все это должно быть высказано совершенно спокойно, с самоуверенностию, но без всяких личностей и намеков вроде катковских. Чем сдержаннее, тем действительнее * .

Это письмо будет вручено вам Полонским*. Поговорите с ним.

Что моя бедная Анна? Господь с вами.

Ф. Т.

P'etersbourg. 3 d'ecembre

Ma fille ch'erie. Si quelque chose pouvait ajouter `a ma tendre estime pour ton mari, c’est assur'ement l’acte de courage civil qu’il vient de faire, et `a en juger par l’impression, produite ici par son article, la soci'et'e russe toute enti`ere aura partag'e ce sentiment…* Je lui avais conseill'e autre chose, mais je reconnais bien volontiers qu’il a mieux fait d’avoir suivi son inspiration `a lui… Le r'esultat pratique en sera ce que Dieu voudra… Mais le fait d’une protestation aussi consciencieusement 'energique de la force morale contre… ce qui n’est pas elle — n’est jamais perdu. Encore une fois, ici l’impression a 'et'e g'en'erale et tr`es s'erieuse.

D'esormais il va ^etre clair pour tout le monde que les conditions, faites `a la presse en Russie, sont quelque chose qui n’a pas d’analogue nulle part ailleurs. Voil`a l’intelligence de tout un pays, soumise, par suite de je ne sais quel malentendu, non pas au contr^ole arbitraire du gouv<ernemen>t, mais `a la dictature sans appel d’une opinion purement individuelle*, d’une opinion qui non seulement est en opposition tranch'ee et syst'ematique avec tous les sentiments et toutes les convictions du pays, mais qui de plus, sur toutes les questions essentielles du jour est en opposition directe avec le gouv<ernemen>t lui-m^eme, et c’est en raison directe de l’appui que la presse aura pr^et'e aux id'ees et projets du gouv<ernemen>t qu’elle se trouvera plus expos'ee aux pers'ecutions de cette opinion individuelle, arm'ee de la dictature. Jamais pareille anomalie ne s’est vue ailleurs, et il est impossible qu’on ne cherche `a y porter rem`ede… Aussi est-il fortement question depuis quelques jours dans un certain milieu de revenir `a une disposition qui avait 'et'e pr'ec'edemment mise en avant, c’est de faire d'ependre le troisi`eme avertissement de l’autorisation du Comit'e des Ministres*. C’est peu de chose, je le sais, mais c’est quelque chose.

De toi `a moi, nous savons bien que le mal de la situation n’est pas l`a, qu’il est plus profond. — Il est des habitudes d’esprit, sous l’empire desquelles c’est la presse en elle-m^eme qui est le mal, et elle aurait beau servir le pouvoir, comme elle le fait chez nous, avec z`ele et conviction, il y aura toujours aux yeux de ce pouvoir quelque chose qui vaudra mieux que tous les services qu’elle peut rendre — c’est qu’il n’y e^ut pas de presse. On fr'emit `a l’id'ee des cruelles 'epreuves, tant du dehors que du dedans, par lesquelles cette pauvre Russie est destin'ee `a passer, avant de venir `a bout de cette f^acheuse mani`ere de voir…

En attendant, ma bonne Anna, je suis anxieusement d'esireux d’apprendre l’effet que cette crise, que tu as toujours pr'evue et jug'ee in'evitable, aura eu sur ta sant'e — et aussi les cons'equences mat'erielles qu’elle doit avoir pour vous.

J’attends impatiemment de vos nouvelles. Je serre la main `a Ив<ан> Сергеич et suis heureux et fier qu’un homme tel que lui soit ton mari. Dieu v<ou>s garde.

Петербург. 3 декабря

Милая моя дочь. Если что и способно было еще больше возвысить твоего любезного мужа в моих глазах, так это, конечно, тот акт гражданского мужества, который он только что совершил, и, судя по впечатлению, произведенному здесь его статьей, все русское общество разделит это чувство…* Я советовал ему другое, но с готовностью признаю, что он поступил правильнее, послушавшись своего внутреннего голоса… Каковы будут практические последствия этого поступка, определит Господь… Но факт столь прямодушно решительного протеста нравственной силы против… того, что ею не является, — ни в коем случае не пропадет втуне. Повторяю, здесь впечатление общее и очень серьезное.

Теперь всем будет ясно, что условия, в которые поставлена печать в России, есть нечто уникальное, нигде больше не виданное. Речь идет об интеллекте целой страны, подчиненном, не знаю уж по какому недоразумению, даже не произвольному контролю правительства, а безапелляционной диктатуре мнения чисто личного*, мнения, которое не только резко и неуклонно расходится со всеми чувствами и со всеми убеждениями страны, но, более того, по всем основным вопросам дня вступает в прямое противоречие с самим правительством, так что чем больше печать будет поддерживать идеи и планы правительства, тем больше это деспотическое личное мнение будет ее преследовать. Подобная аномалия никогда нигде не встречалась, и невозможно, чтобы ее не попытались устранить… Не потому ли в известном кругу вот уже несколько дней упорно поговаривают о возвращении к выдвигавшемуся ранее положению, заключающемуся в том, что третье предостережение должно согласовываться с Комитетом министров*. Это, я знаю, не бог весть что, но все-таки что-то.

Нам-то с тобой хорошо понятно, что дело не в этом, что болезнь сидит глубже. — Существует инерция сознания, в силу которой сама печать воспринимается как болезнь, и с каким бы рвением и убежденностью ни служила она власти, как в нашем случае, в представлении этой власти все ее услуги всегда будут ничем в сравнении с величайшим благом — отсутствием печати. Содрогаешься при мысли о том, сколько жестоких ударов, как извне, так и изнутри, предстоит получить нашей злосчастной России, прежде чем она отделается от этого пагубного взгляда…