Остаются больные. Надо узнать, кому из больных Чайников сделал что-то плохое. Может, у кого-то, как у Тамары Георгиевны, был случай, когда кто-то умер или просто неудачно прошла операция, и этот человек возненавидел Чайникова? Что ж, это вполне может быть. Вот здесь и будем копать. Больные! Эх, добыть бы их карточки! Попробовать уговорить Алину помочь мне в этом? Если уж она мне рассказала о подпольных операциях, может, она и с карточками подсобит?

Ладно, съездим пока к завучу, поговорим с ней, посмотрим, что она нам расскажет интересного. Так что – вперед, к телефону, Татьяна Александровна!

Я набрала номер, который мне дала Ленка.

– Алло? Можно мне поговорить с Елизаветой Андреевной?

– Да, это я, – раздалось на другом конце провода.

– Здравствуйте, вас беспокоит частный детектив Иванова Татьяна.

– Здравствуйте. Мне сказали, что вы позвоните. Чем же я могу быть полезна частному детективу?

– Мне сказали, что вы, Елизавета Андреевна, работали в гимназии, завучем…

– Я уже не работаю в гимназии! – сказала женщина очень обиженным тоном.

– Да, я знаю. Я сочувствую вам. Не могли бы мы с вами встретиться и поговорить…

– О чем?

Надо же, ну какая нетерпеливая старушка! А в школе, наверное, учила своих оболтусов не перебивать других, когда те говорят. Терпение, Татьяна Александровна, терпение! Не надо обижаться на старушку, у нее неприятности, вот она и нервничает.

– У вас в гимназии работает Шелестова Ирина…

– Ирина Павловна?

– Да, – сказала я, хотя и не знала ее отчества. Но я очень сомневаюсь, чтобы в одной гимназии работали две Ирины, и обе были Шелестовы.

– Ну, работает, и что?

Да, бывший завуч, должно быть, зла не только на выгнавших ее людей. В голосе звучало раздражение и явное недовольство.

– Мы можем поговорить о ней?

– Говорите!

– Я бы хотела при личной встрече, так сказать, тет-а-тет…

В трубке воцарилось молчание. Неужели откажет? Бабуля-то, видать, с гонором. Не зря ее из гимназии поперли! Наконец она как-то крякнула:

– Завтра с утра я жду пенсию, поэтому буду дома. Но ближе к обеду я ее получу и уйду на рынок покупать моим деточкам еду. Можете прийти завтра, часам к десяти. Но предварительно позвоните, мы уточним время встречи, и я скажу адрес. Вас это устроит?

– Вполне, Елизавета Андреевна, вполне! До завтра! – обрадовалась я.

– Всего доброго! – сказала завуч таким тоном, каким обычно говорят: «Да пошла ты!..»

Я положила трубку и чуть не крикнула: «Ура!» Завтра я встречусь с сотрудницей Ирины и поговорю с ней. А зачем мне это надо? А затем, что эта Ирина – весьма загадочная женщина. При нашей первой встрече, когда я спросила ее, в какой гимназии она работает, она мне этого так не сказала. Отшутилась. И это меня тогда немного насторожило. Если человеку нечего скрывать, почему он не называет место своей работы? Боится, чтобы чего-то о нем не узнали? Во всяком случае, это выглядит подозрительно. Если человек не хочет, чтобы я пошла к нему на работу, значит, надо обязательно туда пойти! Это раз. И еще. Когда я сказала, что у Ирины красивая фигура, потому что она еще не рожала, а когда, мол, она родит – поправится, на ее лице промелькнула некая тень. Легкая такая тень, но – промелькнула! Ей был неприятен разговор о ребенке. Почему? Что-то здесь скрывается, не иначе. А раз Ирина что-то скрывает, надо вытащить это наружу. Обязательно! И хорошо бы пообщаться с ней еще разочек. Часто человек при второй встрече говорит совсем не то, что он утверждал при первой, и на этих расхождениях его можно поймать. Но это – уже потом, когда мне завуч расскажет про Ирину хоть что-то конкретное.

Утром я еще раз позвонила Елизавете Андреевне, она назвала мне свой адрес, и я поехала к ней домой. Это был старый двухэтажный дом на улице Миклухо-Маклая. Довольно обшарпанный снаружи, он тем не менее имел достаточно ухоженный вид внутри. Чувствовалось, что здесь недавно сделали ремонт. Квартира, в которой жила бывшая завуч, находилась на втором этаже. Еще перед дверью я уловила какой-то подозрительный запах. Просторная прихожая встретила меня антикварным шкафом и резким неприятным запахом… боюсь даже сказать, чего. Елизавета Андреевна сама открыла мне дверь. Это была пожилая, лет шестидесяти на вид, женщина, в старомодном темно-коричневом платье с кружевами. На шее у нее красовалась золотая цепь довольно внушительных размеров. В ушах – сережки, старинные, с изумрудами, на пальце – такой же перстень. Волосы ее были выкрашены в сиреневый цвет. Ну, что ж, в понятие «красиво» каждый вкладывает свой смысл.

Следом за хозяйкой встречать меня вышли кошки. Их было целых шесть! Это и были, как я поняла, «деточки» Елизаветы Андреевны: три девочки – Мотя, Анфиса и Раиса, и три мальчика – Буржуй, Нафаня и Пират. Именно так мне представила их хозяйка. Буржуй был толстый, рыжий, Пират – весь черный и лохматый, с одним глазом, а Нафаня – ласковый и разноцветный. Кошечки же были белые с серым или серые с белым. Вся эта лохматая банда дармоедов следовала за хозяйкой по пятам. Если она выходила из комнаты, кошки выходили за ней. Если она садилась в кресло, кошки прыгали ей на колени, и хозяйка их гладила, а они, довольные, мурлыкали. При виде кошек мне стало понятно, что за запах царил в квартире бывшей учительницы.

– Так вы и есть Татьяна? – строго, словно провинившуюся школьницу, спросила меня Елизавета Андреевна. Я поняла: сказывалась многолетняя привычка учителя.

– Да, – подтвердила я, – частный детектив.

– Так… пройдемте в гостиную. – И она величественно, как английская королева, прошествовала в большую комнату с высокими потолками и двумя окнами. Здесь она опустилась в старое кресло времен царя Гороха и накинула на плечи белую шаль, хотя в такую жару это выглядело довольно нелепо. Все кошки прибежали за ней следом и расположились у хозяйки на коленях или рядом с ней. Елизавета Андреевна стала гладить одну из них. Мне она предложила сесть на такой же старый, как кресло, диван. Что я и сделала.