Шрифт:
Но что он делает в ее комнате? И почему она не велит ему немедленно выйти?
– Позвольте мне, – сказал он.
– Позволить вам что?
– Привести вас в приличный вид. – Пыл в его взгляде предупредил ее, что думает он в основном не о приличном виде, и он укрепил ее в этом подозрении, добавив: – Хотя будь я проклят, если я видел более привлекательное зрелище, чем вы сейчас.
Ее охватил порыв порочного волнения. Он был великолепен, надменен, забавен… и наедине с ней в ее спальне.
Она сказала:
– Вам вообще не полагается меня видеть.
– У вас не найдется чулка, чтобы я мог завязать себе глаза? – спросил он, но блеск в его синих глазах не соответствовал этому вежливому интересу.
– Чулка?
– Я стараюсь, Элетея, быть джентльменом.
Она никогда не слышала столь нелепого заявления. И пока она стояла, полностью парализованная, он протянул руку к ее спине и умелыми движениями расстегнул крючки на платье.
Она подавила всплеск негодования.
– Гейбриел Боскасл, – сказала она еле слышно, отчего голос ее прозвучал как у глупой девчонки, которая приветствует своего поклонника, впервые появившись в свете, – джентльмены так себя не ведут.
Он небрежно пожал плечами:
– Я же сказал только, что я стараюсь, а не что мне это удается.
– Ну так приложите больше стараний. – Она оглянулась, ища глазами шаль, чтобы укрыть либо себя, либо его красивое, смеющееся лицо. – Ступайте вниз и выпейте бренди.
– Принести и вам тоже?
– Нет. Ступайте познакомьтесь с теми, кто приехал.
– А достаточно ли прилично я выгляжу для вашего вечера? – спросил он с мальчишеской усмешкой, явно предназначенной для того, чтобы обезоружить Элетею.
Под длинным приталенным фраком на нем была надета нарядная муслиновая рубашка.
Она вздохнула.
Он притворился огорченным:
– Мне никогда не шли рюши и оборки.
– Вы находитесь в моей спальне!
– Я, видимо, заблудился. – Он легко провел рукой по ее полуголому плечу. – А может быть, у меня безошибочное чутье.
– У вас чутье дьявола, – пробормотала она.
– Дорогая, – с упреком сказал он, – разве так разговаривают с гостем?
– Дверь у вас за спиной. – Она изящно вздрогнула. Его пальцы у нее на плече сеяли смуту. – Неужели туалетный столик и кровать говорят о том, что здесь столовая?
Он рассеянно огляделся.
– Нет, если вдуматься. – Он привлек ее к себе. – Но должен признаться, что вы разожгли во мне аппетит так, как ничто еще не разжигало его на банкетах. – Голос его стал глубже. – Это ваша кровать?
Она вздохнула, стараясь не думать о том, на что он намекает, стараясь не вообразить себя лежащей под ним на кровати и его сильное тело на ней.
– Да.
Он помолчал.
– Где вы спите?
– Кажется, это очевидно.
– Прямо под этим окном? – спросил он, глядя мимо нее.
– Вам нужно описать крышу? Карнизы?
– Я могу видеть вашу комнату из моей.
– Откуда вы знаете, что вам видно мою комнату? – спросила она не подумав.
Усмешка искривила его губы.
– Гейбриел, – шепотом сказала она, – вы находитесь в доме моего брата, и стало быть…
– Мне нравится, когда у вас распущены волосы, – тихо сказал он. – Я и не думал, что они такие длинные и блестящие. Почему бы вам не носить их распущенными почаще? Так вы похожи на какую-то итальянскую принцессу с картины.
– Леди в наше время должна соблюдать некоторые правила приличий, – с трудом произнесла она. – А джентльмен сегодня не…
– …пользуется своими преимуществами?
И он тут же ими воспользовался, потершись своей выбритой щекой о ее щеку, а потом завладел ее губами в крепком, настойчивом поцелуе. А потом в еще одном, пока ее губы не стали мягкими от его ласкового натиска. Рука обвила ее талию, привлекая к его телу, и Элетея покорилась его опасной силе.
Опасной? Без сомнения.
Но как огонь среди зимы, жар, исходивший от него, манил ее. И если она сама уже пылает, разве это не лучше холодного одиночества минувшего года?
Всепокоряющий жар его губ на ее устах. Конечно, зима не может длиться вечно.
– Гейбриел…
Элетея раскрыла губы – она хотела возразить ему, но тут он глубоко просунул язык ей в рот. Его лицо расплылось в свете свечей. И она, ускользающая, колеблющаяся, оказалась между тьмой и светом, между капитуляцией и сопротивлением.