– А что я должен слышать?

– Вы услышали, что я сделала приглашение посмотреть.

– Речь не об этом, Марина Сергеевна. Поймите, убили человека. Понимаете, че-ло-ве-ка.

– Какого человека?

– Вашего мужа. И первого! И второго!

– Не надо меня учить, Чепель! Я сама пишу детективные романы и прекрасно все знаю. Убийство было запланировано по сюжету. Кстати, Вы знаете, что мой роман называется «Новые показания Шерон Стоун».

– Послушайте, Вы не Шерон Стоун!

Зря он так, зря! Судя по последним минутам жизни Чепеля (а мы опять возвращаемся к ним), она оказалась самой настоящей Шерон Стоун.

– Почему ты больше ничего не спрашиваешь про мой член? – шепчет Чепель.

– Не знаю.

– Это сводит с ума любого мужчину.

– Он во мне. Здравствуй, член следователя Чепеля. Как долго я тебя ждала. Разорви меня на части, член господина Чепеля. Порви меня в клочья!

Чепель убыстряет темп.

– Да. В клочья! В клочья!

– Ты что в самом деле собрался меня порвать в клочья, Чепель! – вдруг трезвея, говорит Трегубова. – Тебе надо будет сильно потрудиться. И совсем не членом. Да и вообще: разве членом разрывают на части женщину?

Чепель вдруг плаксиво спрашивает:

– А чем?

Молчание Марины. Шевеление цепей…

– Я рождена тебя убить, – говорит Трегубова. – Такой хитрый эксперимент реинкарнации. Я богата и независима, чтобы это сделать беспрепятственно. Ты беден и бесправен. Так получилось.

– Мы будем вместе? – ничего не понял Чепель.

– Конечно. Убийцы любят убитых. В каком-то смысле они им даже завидуют.

– Убийцы попадают в ад.

– Туда попадают и убитые… Ты устал, Чепель. – Она усмехается. – Видишь, как много надо сил, чтобы порвать меня… – И она строго добавляет. – Отдохни…

Чепель не слышит.

– Прекрати долбить меня как отбойный молоток, это ни к чему не приведет.

Чепель не прерывает:

– Врешь! Ты врешь все! Ни слова не сказала правды!

– Да и куда ты торопишься? Учти, как только твой яэкулят окажется во мне, все будет кончено, Чепель. Ты не забыл, что сказала Клеопатра?

– Плевать на эту Клеопатру! На все плевать!

– Прекрати… Эй, козлик! Нам надо покурить!

Она резко, за волосы, оттягивает его лицо от себя; на лице Чепеля – гримаса боли.

Чепель наконец остановился:

– Я не курю…

Трегубова закуривает:

– Значит, Богу угодны дети, животные и птицы, сказала Клеопатра.

– А все остальные?

– Безразличны в целом. На всех остальных поставлен крест. Дай мне попить.

Чепель наливает ей воды, пробует закурить, как Трегубова, но закашлялся. Отшвырнул сигарету.

«Почему именно мне в голову приходят эти мысли? – Пожимает плечами Марина. – Так получилось. Всего лишь так получилось».

В эти минуты я снова посмотрел в земное лицо Чепеля, несколько тронутое золотом и лазурью ангела (как бы на пробу).

И снова подумал: «Уши у него, действительно, не ангельские и топорщатся пельменями».

Марина лишь улыбнулась и опустила руки в лазурь, зачерпнула полные ладошки синевы и ополоснула лицо…

В боулинг-зале шумно. По дорожкам катятся шары, грохочут кегли. За стойкой приема-выдачи обуви – ленивая девушка. Трое ребят. Обычный вопрос:

– Какие размеры?

Обычный ответ:

– Всем сорок третий.

К стойке подходят Вика и Чепель.

– Кто тебе сказал, что у тебя уши – пельменями? Она?

– Нет. Я сам заметил.

– У принца Чарльза тоже – и ничего. Его принцесса любила.

– Еще бы. Принц.

– Что еще она сказала?

Чепель вздыхает:

– Смотреть на писю.

– Как всегда. А ты?

– Не смотрел.

– Правильно.

Вика уходит принимать душ, Чепель томится в холле перед раздевалками. На удивление быстро освежившись, Вика через десять минут выходит. Из своей спортивной сумки она достает несколько журналов с фотографиями Марины Трегубовой – на светских вечеринках, в фитнес-клубе, на яхт-пати и т. п.

– Посмотри – и ты поймешь, что там смотреть не на что. Она слишком высокого мнения о себе.