– Почему?

– Эти трое просто стыдливо опускают головы.

– Вы так замечательно понимаете Пушкина, Марина Сергеевна! Итак, господа, все ясно. Попробуйте опустить головы.

Амфитамин, Темик и Семик опускают головы.

– Прекрасно! Тогда еще раз снова весь эпизод!

Очередная репетиция закончена.

Актеры удаляются в уборные, осветители убирают свет и т. д. Многие закуривают. Ава с оператором – чуть поодаль. Рядом с Авой – Амфитамин в костюме Флавия, с Амфитамином две дамы – личная помощница и личный психолог.

Ава негромко говорит на камеру.

– Жизнь русских деловых кругов по вечерам в Москве вертится вокруг салона очаровательной Марины Трегубовой. К ее домашним театрализованным представлениям привлечены лучшие режиссеры и музыканты, а сама госпожа Трегубова считает, что возрождает русские культурные традиции середины семнадцатого века – традиции графов Шереметовых, графа Воронцова, князя Юсупова…

Помощница тычет в бок Амфитамина.

Амфитамин подхватывает:

– И не только семнадцатого века, кстати. В советские времена при каждом заводе, при каждой фабрике существовали театры… А почему они не могут существовать при домах современных деловых людей?

В гримерной Марины прохладно. Две гримерши удаляют с лица Трегубовой макияж. Режиссер стоит в дверях, задумчиво глядя на отражение Трегубовой в зеркале.

Трегубова дотягивается до пачки сигарет.

– Спасибо, девочки, остальное я сама.

Она закуривает, вытягивает ноги, расслабившись.

– Странно, почему это нужно было Клеопатре? Почему Пушкину? Зачем нужен секс на границе с запредельной опасностью?

Режиссер молчит.

– Роман, скажите Вере, чтобы она принесла нам наверх чего-нибудь выпить…

Девушка Вера неспешно ввозит в большую комнату на втором этаже столик с напитками. Режиссер разливает в два бокала.

В окно Марине виден внутренний двор. Асфальт после дождя. Розовые вечерние лужи, разъезжаются последние машины. По краю одной ходит ворона, забавно пытаясь почесать лапой ухо…

– Ой, ты моя матушка… – нежно говорит Марина.

Она подражает вороне, как бы помогая ей почесться.

– Степанида сердешная… Письмо, что ли, мне принесла?

Степанида молчит.

«А меня ранили, Степанида, помнишь?»

«С чего бы это?» – откликается Степанида и сердце ее чуть теплеет.

«Какие-то мальчишки на газонах охотились за птицами. Вот и пробили мне в черепе дырку пневматической винтовкой. Некому было перевязать голову. С тех пор и хожу с дыркой в голове».

«Вижу, – говорит Степанида. – Вон ты лежишь…»

«Где?»

«Да на газоне лежишь… Ишь, как парит-то после дождя…»

…Зарывальщики-мужички лопатами работают быстро. Откуда-то принесло пластиковый пакет «Доброном. Всегда низкие цены», забросило ветром в яму. Зарывальщик вроде как хочет подцепить лопатой, чтобы вытащить, второй дает знак, не суетись:

– Брось, нафиг нужно…

Подъезжает черная статусная машина, из нее выходит отец Марины Трегубовой – Сергей Юрьевич. Следом – небольшой яркий дамский автомобиль. Это Валентина Михайловна – мать, она с цветами.

Пара приближаются к собравшимся. Их почтительно пропускают вперед.

«Отец вон твой приехал… – говорит Степанида и повторяет. – А вон ты сама лежишь…»

Марина поднимает голову с парящего газона, потом снова опускается на траву – щеку ее холодит влажная земля.

Сергей Юрьевич весело подмигивает Чепелю в овале фотографии на заготовленном памятнике. Один раз, еще раз…

Потом он тихонько кружит в вальсе с воображаемой дочерью.

– Чего уж людей смешить, старый… – устало говорит Валентина Михайловна. – Хранил бы реноме…

Да-да, ее отец, без сомнения, был (и до сих пор остается) посвящен в чудеса превращения людей в птиц, животных, в деревья, – ну и наоборот. Мать, конечно, нет. С мамой все понятно. А вот отец…

По крайней мере, его нисколько не удивляет струйка пара, которая бьет из продырявленного черепа Марины.

…Кружа, Сергей Юрьевич медленно отдаляется от могилы Чепеля в сторону машины, его сопровождают удивленные взгляды. Аккомпанируя, он разговаривает за дочь и за себя.

За дочь:

– Тра-та-та-та… Папа, у тебя есть есть реноме?

За себя:

– Тра-та-та-та… Ну какое у меня реноме? Я практически пенсионер, то есть, вольная птица. Нафига мне реноме?

За дочь:

– Ну и я вольная птица… Тра-та-та… Полетим вместе?

За себя:

– Ты полетай, а я на земле твои пожитки покараулю, хорошо?

За дочь:

– Хорошо.

За себя:

– Только будь осторожна, доча… Опасно это. Береги себя. Тра-та-та-та…

Кружа, он постепенно перемещается на парящий газон, садится рядом, гладит дочь по волосам, струйка пара бьется и бьется под его пальцами.